Он хорошо помнил, когда впервые возник разговор о еголегенде. В Управлении уголовного розыска МВД СССР обсуждался вопрос о внезапновозросшем количестве преступных авторитетов, о появлении большого количестваворов в законе, никем нигде не выдвигаемых и не подтверждаемых в своем высокомзвании, как того требовали суровые нравы воровского мира, на крупных сходкахавторитетов.

Позднее пришла информация, что некоторые из преступниковпросто покупают себе это звание, по-своему справедливо считая, что за подобный«титул» для придания большого авторитета в среде других заключенных можноотвалить и требуемую сумму. Именно тогда начальник управления впервые задумчивопосмотрел на Кирьякова, словно предчувствуя всю его дальнейшую судьбу.

Андрей Кирьяков вырос в детском доме, он был сиротой,родители погибли во время печально знаменитого ашхабадского землетрясения сороквосьмого года, когда ему было всего шесть месяцев. Свалившаяся балка чудом нерасколола детскую кроватку, и спасатели нашли Андрея лишь на второй день. Наего счастье, рядом в комнате в непострадавшей тумбочке лежали его документы,метрика, паспорта родителей. Только много лет спустя Андрей узнал, что его отецФедор Кирьяков был заместителем начальника уголовного розыска города Ашхабада.И, узнав, точно определил для себя место в жизни. После окончания училища, кудаобычно отправляли воспитанников детских домов, была суровая школа армии. Емупришлось даже принимать участие в чехословацких событиях шестьдесят восьмогогода, когда их, уже почти готовых «дембелей», бросили в составе танкового полкана подавление первых ростков оппозиционного свободомыслия в «братской» идружественной стране. Он на всю жизнь запомнил, как проклинали их люди,стоявшие по обочинам дорог, как свистели мальчишки, обрушивая град камней на ихтяжелые машины, как отказывались указывать им путь случайные прохожие,попадавшиеся на проселочных дорогах. И как иногда они стреляли, тоже запомнил.

Потом, уже кандидатом в члены партии, имея за плечамидвухлетнюю службу в армии и рекомендации комсомольского начальства, он пробилсяв Московский государственный университет на юридический факультет. И хотяучиться было достаточно сложно, а зарабатывать на жизнь приходилось ночнымбдением у ворот разных магазинов, тем не менее первые три года он умелдостаточно спокойно обходить суровые рифы студенческих сессий, в положенныйсрок сдавая все рефераты, зачеты и экзамены.

На четвертом курсе произошел небольшой сбой, он не смогвовремя сдать гражданское право. Причем не повезло почти фатально. Его и так нелюбил преподаватель гражданского права, старый фронтовик Изотов, а тут, на его«счастье», попался один из трех последних билетов, которые он просто не успелвыучить. В результате Изотов, конечно, срезал молодого человека, пообещав, чтоюриста из Кирьякова не получится.

Он не понимал причины такой неприязни старого преподавателя,пока не узнал, что Лариса Коробова, его сокурсница и староста группы, былаплемянницей Изотова, дочерью его сестры. Мать девушки видела их несколько развместе, и это вызывало определенное беспокойство в семье Коробовых. Отец Ларисыбыл директором крупнейшего завода, депутатом Моссовета, довольно известным вгороде человеком, и мать не хотела, чтобы их дочь связывала свою судьбу сбездомным сиротой, подрабатывающим по ночам сторожем и живущим в общежитии.Свою неприязнь она сумела передать и брату, который считал Андрея выскочкой заего резкие выступления на партийных собраниях. В семидесятые годы, в эпохуБрежнева, студентов-коммунистов в МГУ, да и в другом престижном университете,можно было пересчитать по пальцам.

Райкомы партии по всей стране получали строгую норму наприем в партию служащих, интеллигенции и студентов. Гегемоном считался рабочийкласс, который должен был быть представлен в партии наиболее сознательнымирабочими. Правда, при этом иногда приходилось закрывать глаза на тообстоятельство, что принимаемый в партию просто не имел понятия о программах иуставе этой организации. Предупрежденные заранее члены бюро райкомов деликатномолчали, не решаясь задавать вопросы вступающему в партию «сознательному»рабочему, чтобы не завалить так необходимый для процентного соотношения план поприему в партию рабочих. А вот гнилым интеллигентикам пощады не давали, тутзакаленные в пролетарских дискуссиях партийные бонзы свирепствовали вовсю.

В наиболее престижных высших учебных заведениях Москвыучились, как правило, дети высших партийных и государственных чиновников.Конечно, они попадали сюда сразу после окончания школы и не могли просто в силусвоего возраста быть членами партии. А во время учебы вступить в партию дляуспешной карьеры удавалось немногим. Это было слишком трудно даже при наличиивысокопоставленных родственников. Разумеется, потом все вставало на свои места.После окончания высших учебных заведений дети известных родителей попадали насамые престижные места, вступали затем в партию и успешно делали свои карьеры.Но в каждом высшем учебном заведении, почти в каждом институте были места дляпоступающих по направлениям заводов и колхозов, для людей, отслуживших в армии.Система должна была прикрывать хотя бы собственное лицемерие.

Андрей хорошо помнил, как на их курсе учился таджикИсмаилов, сын заместителя премьер-министра Таджикистана, попавший в МГУ как сынколхозника, имеющий стаж работы в колхозе более двух лет к моменту… окончанияшколы. Ларчик открывался просто. Предусмотрительный папа отправил своего сына ввосьмом классе в колхоз, к брату — председателю, который и усыновил родногоплемянника, сделав его разнорабочим в четырнадцать лет.

Разумеется, племянник «гостил» почти все время в городе,лишь изредка появляясь в колхозе, но справку из колхоза и сельский аттестат совсеми «пятерками» он предъявил для поступления в МГУ наравне с другимиколхозниками и рабочими. Формально ни к чему нельзя было придраться, и молодого«колхозника», сына колхозника, приняли в МГУ на юридический факультет какимеющего два года трудового стажа. Никого не смущало, что у «колхозника» на рукахбыли часы более дорогие, чем у самого ректора МГУ. Лицемерие и ложь были почтинормой в семидесятые годы. Мать Ларисы сделала все, чтобы девушка выкинула изголовы эту ненужную блажь с Андреем. Ее отправляли в заграничные турне, что потем временам было сделать совсем непросто, знакомили с многообещающими молодымилюдьми, окончившими МГИМО и МВТУ, делали дорогие подарки. Но девушкапо-прежнему не изменяла своей дружбе с так нравившимся ей парнем. Андрей ещедважды сдавал гражданское право и во второй раз сумел проскочить, получивдолгожданную тройку. Изотов заболел, а заменивший его молодой преподаватель незнал об истинных мотивах своего старого коллеги.

Встречи с девушкой продолжались, и однажды летом ониоказались вдвоем с Ларисой в их московской квартире. Андрей на всю жизньзапомнил это душное жаркое лето семьдесят пятого года. Они только недавнозакончили экзаменационную сессию и уже получили распределение, он — на Урал,здесь постарались родители Ларисы, а она была оставлена на кафедре уголовногоправа.