Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не ошибаешься? Десятеро?
Данн застыл и прислушался. Голоса раздавались из камбуза. Боцман Келли расспрашивал Байярда «Каймана» Коллинза.
– Тринадцать слуг, она сказала. Две девчонки, кухарка… получается, десять мужчин.
– Хорошо. Иди на берег и прихвати-ка дрова из поленницы.
Данн спрятался за парусиной, наблюдал, как уходит, воровато озираясь, Тернер. Зачем ему слуги Жозефины?
Капитан мысленно перебрал членов команды. Прикинул, кто поддержит его. Уолтерс, Келли, доктор Броуди, плотники, бачковые, рулевой Смит – они прошли огонь и воду вместе, Том Ди Кон, конечно, и дюжина матросов в придачу.
Мозес Данн умрет капитаном и точно умрет не здесь и не сейчас.
Большинство флибустьеров спали в лагере. На «Скитальце», помимо Данна, ночевало четверо: Уолтерс и Келли в своих каютах, Броуди в гамаке близ бака, канонир – прямо на тиковых досках палубы, укутанный шерстяным одеялом.
Шлюп поскрипывал. По галереям в задней части надстройки бродили призрачные тени. Твиндек кишел насекомыми, но не было крыс в трюме.
Данн проснулся от кошмара. За переборками гудел хор голосов. Капитан набросил рубаху и выскочил из каюты. Пираты толпились на палубе. Солнце только взошло. Данн растолкал подчиненных, протиснулся к фок-мачте.
– Я ничего не слышал, – пробормотал Ди Кон, – клянусь.
Доктор Броуди уткнулся щекой в палубу. Ноги запутались в гамаке. Он был мертв.
– Что с загривком? – спросил юнга сдавленно.
Данн выпутал ступню Броуди. Тело шлепнулось на доски. Под редкими волосами доктора три точки образовывали перевернутый треугольник. Капитан коснулся меток. На подушечке пальца отпечаталась капля крови.
– Это какая-то тропическая болячка, – сказал рулевой Смит.
– Чушь, – возразил Кайман. Он сидел на лафете и ковырялся ножом в зубах, – доктора убили гоблины. Гоблины приходят на корабль, если от капитана отворачивается Бог.
Данну хотелось ударить наглеца, но между ним и Кайманом стояли другие матросы. Их мрачные физиономии остудили пыл.
– Отнесите доктора к Броггу. Разберемся позже. Томас, я жду тебя на берегу в полдень.
– Да, капитан.
Они шли по петляющей тропе. Солнечные лучи просеивались сквозь кроны деревьев.
– Странное совпадение, да? Два судовых врача будут погребены на этом острове.
– Совпадение ли, сэр?
Данн всмотрелся в обветренное лицо канонира.
– Что стряслось здесь двенадцать лет назад?
– Люди умирали. Каждое утро мы находили труп.
– Я вскрыл гроб Брогга. На его шее те же раны, что и у доктора. И у негров-слуг.
– Ими были помечены и мои товарищи, – сказал Ди Кон. – Алехандро, наш кок, говорил, что их убил чупакабра. Так мексиканцы называют вампиров.
– Вампиры. – Данн раздраженно почесался. Суеверия моряков, гоблины и русалки, нервировали его.
– С нами плавал мичман, умный парень. На Кубе он знавал старика-испанца, который жил здесь, в поселении, прежде. Старик говорил, что мертвецы восставали из могил и пили кровь. Что их насылала на колонистов черная ведьма.
– Рейна Табако? – Данн вспомнил портрет в гостиной Жозефины.
– Да.
– Она была жива, когда вы швартовались на острове?
– Я не встречал ее. Но испанец сказал нашему мичману, что она бессмертна. Она меняет оболочку, как платья, – канонир осекся. – К нам идут.
По склону поднимались двое: Байярд Коллинз и пират с короткими бачками и толстым животом, Лакомб. Оба были вооружены пистолетами.
– Мистер Коллинз?
– Привет, сэр капитан. Простите, сэр, но я вынужден вас арестовать.
– Ты в своем уме? – Пальцы Данна сомкнулись на рукояти сабли, Ди Кон потянулся к тесаку.
– Не надо, сэр. – Кайман взвел курок. – Иначе я прострелю вашу башку. Приказ нового капитана.
– Нового… кого? – От ярости сводило зубы.
– Капитана Тернера, сэр старый капитан. Нам приказано доставить вас в колонию или убить, коли вы пожелаете.
Их разоружили и конвоировали к деревне, к стоящему особняком замшелому дому, одному из немногих, сохранивших дверь и засов на двери. Непоколебимая стража их втолкнула в дом. Пол усыпали обломки мебели; сквозь щели меж плит пробивалась трава. Коллинз целился в голову, а Лакомб деловито вязал бечевку на запястьях и щиколотках. Затем веревки пропустили через потолочные балки, обездвижив пленников и лишив их возможности освободить друг друга. Закончив, матросы удалились.
– Проклятые псы, – процедил Данн.
Ди Кон подергал путы.
– Похоже, мы влипли.
– Похоже на то, – пробормотал Данн и стиснул кулаки.
Миновало часов пять, судя по теням. Наконец за дверями послышались шаги. На пороге возник Уолтерс. Его кисти тоже были связаны.
– Вперед! – скомандовал Кайман. Помощник повиновался. За ним, гуськом, вошли еще двое пленных: пожилой плотник по имени Альфред Фэнси и матрос Ричард Снел, тот самый громадный метис, которого Данн грешным делом зачислял в мятежники. Лакомб взял новоприбывших на мушку, а здоровяк-юнга усадил их на пол, перемотал ноги веревкой и приковал к балкам. Дверь снова захлопнулась.
– Извините, – сказал Уолтерс, отводя взор. – У нас не было шансов.
– Почему вас только трое? – спросил Данн.
– О сэр, – сказал плотник Фэнси, – остальные встали на сторону боцмана.
– Все? – Данн не верил своим ушам. – Нет, это ложь.
– Это правда, – подтвердил Снел, чавкнув жевательным табаком.
– Где рулевой Смит? Где штурман Келли?
– Они готовят «Скитальца» к отплытию. Келли предал вас и Смит. Когда Тернер назначил себя капитаном, лишь мы втроем выступили против него.
– Спасибо, – прошептал Данн. Он был тронут.
Помощник рассказал о пиратском совете. О том, как легко боцман захватил власть. И о первом его приказе на посту капитана.
– Он послал Каймана Коллинза и семерых матросов на виллу. Они собираются ограбить Жозефину и слинять. Нас, я полагаю, бросят здесь.
Едва Уолтерс договорил, вдали затрещали выстрелы. Данн вообразил, как пираты вламываются в гостиную сеньоры.
Стрельба стихла. Спустя время в дом, ставший темницей, вошел иуда Тернер.
– Будь ты проклят, свинья! – крикнул Данн.
– Достаточно, Мозес. Ни к чему это! – Боцман воздел примирительно руки. – Ничего уже не попишешь. Ты погубил полсотни флибустьеров, я – всего лишь пытаюсь спасти выживших, помочь им вернуть удачу. Не держи зла. Шлюп на воде. Мы дождемся ребят и уплывем. У развилки вы найдете свои вещи. В лагуне стоит лодка. Это знак моей к тебе симпатии, Мозес.