Спиной она чувствовала его жар и как-то сама не поняла, как прижалась ягодицами к его паху. Лишь, когда ощутила нечто твердое, упирающееся сзади между ног, вновь осознала, в каком положении находится. И пусть сейчас она не голая, но настрой короля куда более решительный, чем в прошлый раз.

Готова ли она к такому?

Определенно нет.

— Ваше величество, — проговорила она и со стыдом заметила, как и ее голос охрип. — Не надо…

— Тебе не нравятся прикосновения короля?

Как же обжигало его дыхание, как одурманивал голос. Не нравятся? Да она готова лужей растечься от этих прикосновений прямо здесь!

Но паника и страх не давали.

Она ухватила его за пальцы, выпустив палку, которую все это время судорожно сжимала, как последнюю соломинку для спасения, показалось, королевские пальцы дрожат. Рина потянула их вниз.

— Вы меня смущаете, — выдавила она.

— Каждая девушка на этом отборе многое отдала бы за такое смущение, — прошептал он ей и коснулся губами виска, Рина закусила губу, чтобы не застонать — как же это безумно приятно.

— Знаю, — сдавленно прошептала она, — но…

— Но?

— Так нельзя, я не могу… Нужно по правилам…

Король-дракон скользнул пальцем по самому краю выреза на платье, едва касаясь подушечками кожи, Рина затаила дыхание, боясь лишиться чувств.

— Не обязательно становиться моей женой, чтобы получить все радости моего внимания, — проговорил он и очень мягко сжал ей грудь.

Рина ощутила, как во всем теле буквально вспыхнули маленькие искры, а между ног как-то сразу потеплело и заныло. Он же одними только прикосновениями сведет ее с ума. Как приятно, как невыносимо приятно…

Но что он предлагает? Стать любовницей? Наложницей?

В голове Рины мысли заметались перепуганными бабочками — да что он делает? Зачем так себя ведет? Наверное, он с каждой участницей отбора такой. Если так, то это ужасно. Она не станет какой-нибудь очередной девицей для увеселений. Тем более, клирик отправил ее с миссией…

Да о чем она…Какая, к черту миссия?

Она же тает в руках дракона, как масло на летнем солнце.

Но она не позволит никому, даже дракону пользоваться ею, как резиновой куклой.

Ни за что.

Набрав побольше воздуха, от чего грудь вскинулась и пальцы короля только сильнее ее сжали, рискуя лишить Рину крупиц самообладания, которые она с таким трудом собрала, она проговорила:

— То, что вы предлагаете, ваше величество, не для меня.

Показалось, что правитель удивленно хмыкнул. Продолжая аккуратно ласкать через платье её грудь, от чего Рина чувствовала, что вот-вот снова потеряет контроль над собой и тогда не понятно, как будут развиваться события, он прошептал:

— Ты не хочешь быть наложницей короля-дракона, правителя Дорноса? Даже после того, как он сам тебе это предложил?

— Наложницей… не хочу… — еле смогла выдавить Рина.

— А чего ты хочешь? Скажи мне? Чего ты хочешь прямо сейчас?

Рине вновь показалось, что голос его дрогнул, а потом горячие пальцы очень ловко сдернули вырез платья и обе груди оказались у него в ладонях.

— Ваше… — выдохнула она и закусила губу, чтобы не застонать — он зажал соски между пальцами и легонько сдавил.

По всему телу пронеслись молнии, кровь уже не просто кипела, она должна испариться от нестерпимого жара, который носится в теле, и, наверное, она сейчас по частицам растворяется в его руках.

Дракон продолжал мягко ласкать ее прижимаясь бедрами к ягодицам, Рина задыхалась, не понимая, как такое допускает, как позволяет этим сильным пальцам играть с ее грудью, скользить по ложбинке между ними, обхватывать шею. Почему его губы касаются ее плеча, оставляя жгучий след…

— Скажи, — вновь хрипло отозвался король, — чего ты хочешь сейчас?

Чего она хотела?

Она хотела его!

Сейчас и всегда!

Полнейший бред и безумие. Но все ее существо кричало о том, что с ним она ощутит незабываемое, и больше ни с кем этого повториться не сможет. Рина ощущала это каким-то внутренним чутьем, каким-то глубинным, древним знанием, а нарастающий жар между ног это только подтверждал.

Там все горит и сочится. Ее тянет к нему неудержимым магнитом. Но признаться в этом королю сейчас — значит потерять его интерес, потерять очарование, а этого она не хочет. И не вынесет. Для женщины нет хуже наказания, чем стать одной из многих. Каждая хочет быть особенной. Мужчины, имеющие успех у женщин, это знают и умеют сделать так, чтобы каждая чувствовала себя уникальной. Потому и успешны.

Наверняка король тоже обладает этим навыком. Но не в ее случае. Ее он не пытался выделить. Ей он напрямую предложил стать наложницей.

Значит, для него она действительно одна из многих.

Эта мысль больно резанула, и даже головокружительные ласки, которые терзают ее грудь, не смогли это затмить.

Нет, она не станет.

— Катриана, — выдохнул ей в шею дракон.

— Ваше величество, — буквально задыхаясь от чувств произнесла Рина, — отпустите меня. Пожалуйста.

Повисла тишина, в которой Рина смогла расслышать стук своего сердца, жужжание фей над озером и музыку в лагере. И только молилась, чтобы эти слова не стали для нее последними, чтобы король не воспринял их, как личное оскорбление.

Прошла вечность, а они все так же стояли. Правитель сжимал ее грудь, будто пытался осознать произошедшее, она замерла, боясь навлечь на себя драконью кару.

Рина уже готова была к тому, что он сейчас обернется зверем и попросту сожжет ее. Но, спустя пару мгновений, он чуть отстранился, наконец отпустив ее грудь. Рина испытала противоречивые ощущения облегчения и разочарования — он больше не пытается с ней переспать, это радовало, и эта же мысль ужасно огорчала.

Дракон далеко отходить все же не торопился, ухватил локон и поднес к носу. Послышался глубокий вдох.

— Ты очень упряма, Катриана, — уже нормальным голосом произнес дракон позади. Рина даже удивилась, как быстро ему удалось прийти в себя, она-то до сих пор дрожит и трепещет, а тело буквально вопит и жаждет продолжения.

Даже удивительно, что он не уничтожил ее после очередного отказа. У нее самой в голове не укладывается, как посмела дать отворот солнценосному монарху.

— Простите, если я вас оскорбила, — проговорила она, — и большое спасибо за урок крокета.

— Урок получился весьма так себе, — заметил король-дракон, и Рина расслышала в его голосе явную досаду и раздражение.

Надо было поскорее убираться от него подальше, пока он не передумал и не прибил ее за оскорбление величества или чего еще она могла оскорбить своим отказом.