– Ссарбик, не будешь ли ты столь любезен обратить внимание на настоящих врагов и заняться собственным делом? – протянул Уолдрид, оглянувшись на араккоа, негодующе распушившего перья.

– Случайнос-с-сть, уверяю тебя, случайнос-с-сть, – прошипела птицеподобная тварь.

– Ну, разумеется, – подняв глаза к небу, откликнулся Уолдрид, но более никаких «упущений» со стороны темного мага отыскать не сумел.

Ход боя быстро обернулся в их пользу. Арамар Торн браво орудовал саблей, но начал уставать, сдавать позиции, и вмешавшийся Ссарбик без труда изловил в тенета магии теней и его, и всех остальных. Всех остальных… но не дриаду. Эта девчонка оставалась досадно невосприимчивой к подобным вещам: родство с природой сообщало ей полную неуязвимость к теням, без толку сыпавшимся прахом к ее копытам, а сама она, как ни в чем не бывало, отскакивала прочь.

– За ней! – крикнул Уолдрид.

Чутье? Нет, опыт! Боец его возраста и ранга – что прекрасно отлаженная машина, в ней все детали безупречно подогнаны одна к другой. Потому-то и команду он отдал, не размышляя, будто нечто само собой разумеющееся. За ней. Она и являла собой основную загвоздку. Тауренка, пускай обученная искусству друидов, уже покорилась магии Ссарбика и вновь не могла шевельнуться. Арамар выбился из сил, его сильнейшая союзница лежала без чувств, мурлок с гноллом тоже угрозы собой более не представляли… так что беспокоиться оставалось лишь о дриаде. Одолеть требовалось ее и только ее.

Однако ж… однако ж… Однако ж она минуту назад спасла его от смерти. При одной мысли об этом Уолдрида накрыла холодная, точно зимняя стужа, волна раскаяния, сожаления. То же самое чувствовал он, вспоминая о настоящей, горячей крови в жилах, о преходящей человеческой жизни…

– Да, за ней!

Ссавра с Троггом перенесли все внимание на дриаду. Та была проворна и своей магией владела прекрасно, но вскоре разноцветную девочку-олененка одолели числом. К атакующим присоединилась и вооруженная кинжалом Затра, и Быстролапка, пустившая в дело шипастый хвост.

– К обрыву ее тесните! – крикнул Малус.

Сам он держался поодаль – видимо, восстанавливал силы, однако его прислужники повиновались.

– Оставьте ее! – завопил Арамар, снова рванувшись прочь из неодолимых волшебных пут. – Оставьте ее! Так нечестно!

С этим Уолдрид вынужден был согласиться. Ну и жалкое зрелище: и Ссавра, и Ссарбик, и громадина Трогг, и стремительная троллиха – все навалились на дриаду, оттесняя ее от друзей, от шатров, к губительной кромке обрыва, такого высокого, что падения не пережить никому. Вдобавок, под ливнем усеянная камнями земля так раскисла, что бедняжка запросто могла поскользнуться и рухнуть вниз еще до того, как до нее доберутся Сокрытые… и все – из-за него, из-за Уолдрида. Он обратил против нее всю силу Сокрытых, и теперь она была обречена.

Возможно, стыдясь унижения, что она претерпела от гнолла с мурлоком, Затра ударила первой. Прижатая спиной к самому краю зияющей бездны, дриада вскинула руки, выпустив ей навстречу лишь жалкий пучок корней. Тем временем Ссавра без устали метала в девчонку темные сгустки энергии, отвлекая ее на себя. Дриада тоненько вскрикнула, высоко подняв брови от страха и изумления, а Затра с яростным воплем, так, что длинный хвост мокрых волос хлестнул ее меж лопаток, рванулась вперед, и обе – троллиха и скорпид – сцепились с противницей в ближнем бою.

Направленный умелой рукой, кинжал нашел цель, и с губ дриады сорвался страдальческий крик, а из раны брызнула кровь.

Казалось, время странно замедлило ход, застыло, а после устремилось вспять. Вот он, Арамар Торн, снова шести лет от роду, играет на берегу озера. Противный Даррен Бойл извалял его в песке и отнял деревянную лошадку, а одна девчонка из их деревни, Арамова сверстница, подбежав к ним, пихнула Даррена в спину и вернула лошадку владельцу. В тот день за него впервые вступился кто-то совсем незнакомый. Затем время вновь помчалось вперед, он оказался на борту «Волнохода» и – в кои-то веки – не ошибся, затягивая узлом один из тросов грот-мачты, за что Макаса вознаградила его единственным одобрительным кивком, и сердце его переполнилось гордостью. Между тем время снова пошло своим чередом, вернуло его во вчерашний вечер, когда он, Галена и Дрелла – товарищи, вместе пустившиеся в этот необычайный, извилистый путь – уселись вокруг костра.

– Пожалуй, я до утра заснуть не смогу, при всех этих пауках неподалеку, – вслух подумал Арам. – Видали, какие сети огромные? Жуть!

– Но ты же должен поспать! – возмутилась Дрелла, вплетавшая цветы в переброшенные через плечо волосы. Сидела она в своей обычной причудливой манере, бочком, чтоб удобней пристроить оленьи ножки, и кожа ее в свете пламени отливала оранжевым. – Ложитесь-ка оба, а я вам спою колыбельную.

– Я ведь уже не маленький, – запротестовал Арам, однако послушно улегся.

– Чш-ш-ш! – шикнула на него Галена. – Я очень хочу послушать колыбельную дриад. Не порти такой возможности!

И Дрелла запела – поначалу негромко, а затем все увереннее и увереннее. Нет, это вовсе не было чем-нибудь новым: пела Дрелла все время и по любому поводу. Вот только песня оказалась другой. Арам сразу же понял: для Дреллы она что-то значит, все это вовсе не случайный набор мыслей, нанизанных ею на незамысловатый мотив, а настоящая песня, подхваченная дриадой неведомо где. Может, от Талисса, когда она была всего-навсего желудем?

И вот теперь, на вершине холма, посреди лагеря Северной Стражи, не в силах сдвинуться с места – руки прижаты к бокам, ребра болезненно ноют – Арам словно бы снова услышал тихие отголоски той же колыбельной. К чему бы это? В утешение? Или чтоб внушить страх? Скованный по рукам и ногам, онемевший от ужаса, смотрел он, как Затра вонзает острое лезвие Дрелле в бок.

Галена пронзительно вскрикнула. Затра испустила злорадный торжествующий вой. Арамару же показалось, будто клинок вонзился меж ребер не Дрелле – ему самому. Да, их особая связь… В ее существовании он ничуточки не сомневался, но и никогда особо о ней не задумывался. Теперь ему сделалось ясно, насколько все это всерьез, насколько все это важно и глубоко, и из глаз его покатились горькие слезы.

Нащупав кинжал, Дрелла выдернула его из раны. Цветы и листья, покрывавшие ее тело, залились кровью.

Ярость. Тоска. Страх… и необычайная ясность мыслей.

Ясность мыслей. В этой-то ясности, в этой необычайной сосредоточенности и нужно остаться, остановиться: стоило проникнуться ею – крепко прижатая к боку рукоять из осколков кристалла вмиг налилась силой, засияла, точно добела раскаленная сталь. По-видимому, особые узы связали Арама не только с Дреллой, но и с рукоятью меча. Пробудившийся к жизни, Алмазный Клинок выплеснул во все стороны волны Света и жара. Силы удара Арам почти не почувствовал, но всем остальным на вершине холма повезло куда меньше. Взрыв поверг наземь, в грязь, даже Трогга и Малуса, а сковывавшая Арамара магия снова рассеялась, испарилась, как всякая тень под натиском Света.