Татары в унисон ответили:

— Понятно, князь!

— Речи закончили! — заявил князь Савельев своим ратникам. — Дружина, вперед, за мной!

За Москвой от отряда отделились служивые татары. У них был свой путь. Они первыми зашли в тверские земли. Эти люди обладали незаурядной выносливостью, видели и слышали то, чего не замечали опытные русские ратники, умели улавливать запахи, которых, казалось бы, и не было, могли выжить в любых условиях. Такие вот их качества поражали не только ратников особой дружины, но и князя Савельева.

Ночью они скрытно вошли в Гиблую рощу и облазили ее вдоль и поперек. Ни Баймак, ни Агиш не придавали слухам о гиблости этого места никакого значения. Они просто не верили в призраков и прочую подобную чушь, которая пугала местных жителей.

Роща оказалась мрачной только с опушек. В глубине же она была совершенно обычной.

Той же ночью разведчики оборудовали место отдыха на поляне, ближней к дороге, идущей между рощей и Черным лесом. На опушке они соорудили пост наблюдения, откуда могли видеть значительную часть лесного массива и дороги. Служивые татары замаскировали его так, что человек, проходивший в сажени от поста, не заметил бы ничего.

На рассвете на пост заступил Агиш. Баймак же ушел на отдых в незаметный шалаш. Обследование места нападения на торговый обоз и дороги они назначили на вечер третьего августа.

Как только солнце ушло за горизонт, татары вышли к участку, где, несмотря на ливни, до сей поры оставались следы бойни.

— Такое ощущение, что тут проводилась показательная казнь, — сказал Баймак. — Агиш, ты помнишь, что говорил князь Крылов о разгромленном торговом обозе?

— Он особо ничего не говорил, только то, что тот состоял из трех телег и семи человек сопровождения. Малый обоз вез свертки холста, которого на Москве полным-полно чуть ли не в каждой лавке. Коли разбойники были предупреждены об обозе, то должны были знать, что за товар тот перевозит. Непонятно, для чего им понадобился этот холст.

— Это было сделано намеренно, для отвлечения внимания, — проговорил Баймак.

Агиш согласился с ним:

— Да, Анвар, ты прав. Пусть обоз и нужен был главарю шайки. Или же он хотел за что-то отомстить боярину Воронову, которому товар и принадлежал. В этом случае разбойники побили бы охрану, забрали бы этот самый холст и ушли бы в лес. Но они утащили трупы к болоту и утопили их. Это в то самое время, когда рядом вот-вот должен был появиться царский отряд.

Баймак согласно кивнул и добавил:

— Почему обоз пошел этой дорогой, а не той, по которой двигалась и дружина? Здесь давно никто не ездил.

— Обоз подставили, это у меня не вызывает сомнения, — проговорил Агиш. — А вот для чего? Хотели показать, что тут с царским отрядом никакой беды произойти не может. Не дурак же главарь шайки. Он не станет устраивать засаду на торговый обоз в то время, когда рядом должна пройти царская дружина.

— Да уж, не ведаю, кто главарь, но дураком его назвать никак нельзя. Это очень хитрый, расчетливый человек. Дорогу будем смотреть?

— Тебе решать. Ты старший.

— На сегодня хватит. Харчевничаем, делим время до рассвета и смотрим за лесом и за дорогой. Как только просветлеет, пройдем по дороге, тянущейся между лесом и рощей. Именно там самое удобное место для нападения на царский отряд.

— Да, так и сделаем.

Служивые татары ушли в рощу.

Утром через Владимирские ворота в Тверь вошел отряд князя Савельева.

Стража предупредила об этом князя Микулинского, и тот вышел из дворца встречать гостей. Он принял дружину Дмитрия за охрану вельмож, назначенных царем вести следствие по делу о похищении клада и исчезновении дружины воеводы Ивана Кузнеца.

Но князь не увидел повозки с важными персонами, нахмурился и проговорил:

— А что это еще за войско?

Савельев соскочил с коня, подошел к тверскому князю и проговорил:

— Доброго здравия тебе, Дмитрий Иванович!

— Доброго, но что-то не припомню, чтобы знал тебя. Кто ты и зачем приехал с малой дружиной?

— А разве ты никого не ждешь, князь?

— Отвечай на вопрос. А кого я жду, это мое дело.

— Я знаю, что ты ждешь людей, отправленных государем вести следствие. Они в пути, думаю, завтра уже будут. А о том кто я, сказано вот в этой бумаге. Глянь. — Савельев передал Микулинскому царскую грамоту.

Микулинский прочитал ее и сразу же сменил тон.

— Извиняй, князь! — заявил он. — Никак не подумал бы, что государь пошлет сюда еще и свою особую дружину. В грамоте сказано, что я должен оказывать тебе всяческую помощь, подчиняться. Приказывай, я в твоем распоряжении.

— Для начала следует организовать постой отряду, накормить воинов, предоставить им надлежащее жилище, баню, отдых, обиходить коней. Да и я не отказался бы…

— Да, конечно, князь.

Микулинский подозвал прислугу, отдал все нужные распоряжения, Савельева же пригласил во дворец.

Князья прошли в большую гостевую залу.

Микулинский предложил Савельеву свое кресло, но тот отказался.

— Негоже гостю занимать место хозяина, — заявил он.

— Так ты же не гость, а начальник.

— Забудь об этом. Нам с тобой предстоит одно дело делать.

— Да, конечно.

Слуги внесли кушанья, квас.

После завтрака, когда прислуга все убрала, начался разговор. Савельев задавал вопросы, тверской тысяцкий отвечал на них.

Из его речей воевода особой дружины не узнал ничего нового. Но было хорошо уже и то, что подтвердилась связь Воронова с московским боярином Толгаровым и его общие дела с тамошними купцами.

Потом Микулинский спросил:

— А почему тебя так заботит боярин Всеволод Михайлович Воронов? Это достойный человек. Он не единожды доказал свою надежность.

Савельев взглянул на тверского тысяцкого и заявил:

— Давай, Дмитрий Иванович, договоримся о том, что наши с тобой разговоры не должны быть известны никому, даже самым ближним к тебе людям.

— Добро, — ответил князь Микулинский.

— А насчет Воронова я спросил потому, что именно его обоз был разграблен разбойниками в то же время, когда исчез отряд воеводы Кузнеца. Или я что-то путаю?

— Нет, так и было.

— Как ты считаешь, боярин случайно отправил свой обоз одновременно с выходом из Твери отряда Кузнеца?

— Нет. Всеволод Михайлович не скрывал этого. Он специально послал обоз одновременно с дружиной Кузнеца, дабы обезопасить его. Кто же знал, что Меченый даже в этих условиях решится на разбой?

Савельев посмотрел на Микулинского и проговорил: