– Очень вкусный борщ, Варенька, давно такого не ела! – отодвинула от себя пустую тарелку Лидия Васильевна. – Спасибо… И что-то Мотя с Мишенькой подозрительно притихли… Что они делают там, в комнате?

– Да ничего… Мотя ваш на полу лежит, а Мишенька его игрушками обкладывает по кругу. По-моему, оба очень довольны. Вы уж побудьте у нас подольше, Лидия Васильевна, ладно? Иначе, если Мотю уведете, он в слезы ударится!

– Побуду… Конечно, побуду. С удовольствием.

– Ну вот и хорошо! Сейчас чай будем пить…

Домой Лидия Васильевна возвращалась поздно. Проходя мимо супермаркета, вспомнила, что обещала Нине Степановне купить молоко и кефир. Войдя в подъезд и поднявшись на свою лестничную клетку, решила отдать покупки сразу. Нажала на кнопку звонка и долго ждала, пока соседка доковыляет до двери.

– Зайди! – скомандовала Нина Степановна, открыв дверь. – Что ты мне через порог передаешь, примета плохая! Давай проходи на кухню, я там чаевничаю… Сядь, поговори со мной… Чаю налить?

– Нет, спасибо… Как вы себя чувствуете, Нина Степановна?

– Да как… Согласно возрасту, как… Давление к вечеру поднялось, как обычно. Помирать пора, а я все живу да живу… Скоро, поди, совсем слягу и некому будет воды подать…

– Ну зачем же так грустно, Нина Степановна?

– Что грустно-то? Как есть, так и есть. Не я первая, не я последняя, как говорится. Законного одиночества в старости еще никто не отменял.

– Отчего же – законного? У вас ведь сын есть…

– Да, есть… Но он в другом городе нынче живет. Зовет к себе, конечно, да я не хочу…

– Отчего так?

– Да долго рассказывать…

– Боитесь, что с сыном не уживетесь?

– С сыном-то как раз я бы прекрасно ужилась, он у меня замечательный! Да что я тебе рассказываю, будто ты моего Алешу не знаешь! Такой парень был… Высокий, умный, красивый… От девчонок отбоя не было… Прекрасную семью мог создать, по себе пару найти! А он женился на этой… Фу, даже имени ее вслух произносить не хочу… И как его угораздило, не пойму? Вот чем, чем она его взяла? Да если б ты ее только видела…

– Понятно. Значит, не нравится вам невестка. А почему не нравится-то?

– А чему там нравиться? Даже и зацепиться не за что! Ни ума, ни красоты, ни кожи, ни рожи… И в быту ничего не умеет. Да и откуда чему взяться, если у нее мать алкоголичка была? Не воспитывала ее толком, росло дитя, как придорожный репей… А мой сынок взял и женился! Возьми, Боже, что нам негоже! Потому что она прицепилась к нему тем самым репьем! Так прицепилась – не отодрать… Вот за что мне такое, а? Скажи? За что?

– Ну, зачем вы так, Нина Степановна? Наверное, он просто любит ее, вот и все объяснение…

– А мне от этого легче, что ли? Нисколько не легче! Да я же… Я же всю себя в своего Алешу вложила, я все для него, только для него… Муж меня бросил, когда Алешеньке три годика было, я одна его поднимала… Думаешь, легко мне было, да? Во всем себе отказывала, работала на трех работах, только чтобы у него все было… И такие, знаешь, картины себе рисовала всегда, такие картины прекрасные! Вот он женится на хорошей порядочной девушке, из хорошей семьи… Детей родят, дом построят, будут жить красиво, как в сказке… И я в том дому тоже, как уважаемая свекровь… Не зря же я всю жизнь посвятила сыну, ведь и на моей улице должен был праздник случиться, правда? А вот не случилось, выходит… И как мне после этого ту лахудру любить, которая моей невесткой будто бы числится? Скажи, как?

– Да очень просто, Нина Степановна. Любить, да и все… Любить потому, что ваш сын ее любит…

– Да не любит он ее, не любит! Я ж говорю, она вцепилась в него, как репей! На жалость взяла! Такая вся бедная-разнесчастная, ага! Детства не видела при маме-алкоголичке! А он и повелся, дурак! Да разве обыкновенную жалость можно к любви приравнять? Да и она его тоже не любит, просто через него свою жизнь устраивает… Как он этого не понимает, вот скажи?

– Но это же его выбор, Нина Степановна… Понимать или не понимать… И с ним надо считаться.

– Да знаю я, что надо считаться, знаю! Но не могу через себя переступить, хоть убей! Ну вот такая я, что теперь, убивать меня, что ли?

– Нет, зачем убивать? Просто вам надо договориться как-то – самой с собой. Начать радоваться, что сын своей жизнью доволен. Может, ему оттого только хорошо, что он чью-то жизнь в лучшую сторону определил? Ведь можно от этого быть счастливым, правда?

– Ну, не знаю… Не знаю, как можно чужой наглости радоваться… Да он просто слепой, а я-то все вижу, вижу!

– Нина Степановна, а ведь вы тоже сейчас ведете себя, как тот репей! За удобную мысль зацепились, а другую в себя уже не допускаете. Но ведь так нельзя… Я тоже одну такую женщину знаю – не лично, а понаслышке, которая на сына своего обижалась… И уж поверьте, она совершила такое, что и сказать страшно…

– И что же она совершила, интересно?

– Да долго рассказывать… Да и поздно уже, наверное. А вы подумайте над тем, что я вам сказала, Нина Степановна, обязательно подумайте! Начать думать ведь никогда не поздно!

– Хм, надо же… – поджала губы Нина Степановна, исподлобья глядя на Лидию Васильевну. – Думать надо начать, значит… Ишь как рассуждать стала, молчунья! То слова из тебя не вытянешь, то не остановишь… И откуда что взялось, а? Совсем ожила, что ли?

– Похоже, что да… Совсем ожила… – улыбнулась Лидия Васильевна, вставая со стула. – И дальше пойду жить и дела всякие хорошие делать… Это ведь так приятно и так радостно – делать хорошие дела! А вам спокойной ночи, Нина Степановна, приятных снов… До завтра, Нина Степановна…

Только войдя домой, она поняла, как устала за день. Но какой же это был долгий, какой значительный и счастливый день! День – как целая жизнь!

И завтра еще будет день. И послезавтра. И тоже будет жизнь…

* * *

Утро было неожиданно солнечным. И празднично белым после выпавшего вчера снега. И автобус подошел сразу, как только они с Мотей подошли к остановке.

– Мотя, ты веди себя тихо в автобусе, ладно? Иначе нас высадят, пешком придется идти. А это далеко, между прочим!

Мотя послушался, залез под сиденье, лег, даже уши прижал. Кондукторша в автобусе хмыкнула неопределенно, но, поймав заискивающую улыбку Лидии Васильевны, возражать против Моти не стала. Так и поехали…

Нет, можно было дома Мотю оставить, конечно. Да только он тосковать будет. Сама же его приучила к тому, что они всегда вместе… Нет, нельзя его оставлять. Обидится. Не поймет.

Вышли на нужной остановке, Лидия Васильевна заглянула в бумажку с адресом. Ага, это недалеко должно быть… Скорее всего, вон тот дом, длинная пятиэтажка с маленькими балкончиками.

Во дворе дома было пусто, лишь на детской площадке топтались две мамаши с малышами да на лавочке у подъезда сидели почти классические для таких лавочек старушки – одна полная и одышливая, другая сухонькая, в шубе с поднятым воротником. Вот эти старушки ей и нужны! Это не просто старушки, это же кладезь информации обо всех жителях дома! Все видят, все знают, кто во сколько пришел и зачем вышел.