– Да совершенно нет. Я никогда не…

– И не думай даже, потому что то, что я позволяю тебе совать твой член в себя, не дает тебе права судить о том, что я должна или не должна делать! Я люблю секс – так же, как и ты. И я буду трахать кого хочу и когда хочу, столько людей, сколько захочу, и к черту правило десяти пальцев! Если общество предпочитает, чтобы я…

– Харлоу. Я же ничего этого не говорил. Десять пальцев. Отлично.

– О. – Она изучает мое лицо и, кажется, понимает, что я говорю искренне. Ее лоб разглаживается. – Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я.

– А как насчет тебя? – спрашивает она.

– А что насчет меня?

– Сколько пальцев осталось у тебя?

Я сажусь прямо и оглядываюсь по сторонам, напоминая ей, что мы вообще-то сидим в полном покупателей книжном магазине.

– Не думаю, что это подходящее место для подобных разговоров, Рыжик.

– Ну а что еще нам делать? Мне нужно убить двадцать минут, и раз мы больше не трахаемся…

– Ну да, – говорю я и откидываю голову на спинку дивана. – Этот план казался мне более толковым сразу после того, как у нас был секс. Тогда я был… менее напряжен.

– Правда? – Харлоу ерзает на диване и наконец устраивается, закинув свои длинные ноги мне на колени. – Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Прости, что я вроде как совсем расклеилась на тебе прошлой ночью.

Она говорит, а я чувствую, как что-то как будто сжимается у меня в груди. Харлоу хоть и была связана прошлой ночью веревкой, но она выглядела словно расцветающий бутон, и мне на самом деле совсем не хочется слышать, как она извиняется за это. Я не уверен, что когда-либо в жизни видел что-то более настоящее. За несколько часов то, что было простым, немудреным способом выпустить пар, изменилось и превратилось в нечто, что уже никак нельзя было назвать простым. Мне нравится Харлоу. Мы решили, что больше не будем спать вместе? Гребаный отстой.

– Не надо извиняться, – и я, сам не отдавая себе в этом отчета, кладу руку ей на колено и сжимаю его. Ее кожа под моей ладонью такая теплая, и мои пальцы начинают двигаться, поглаживая ее, скользя вверх к ее бедру, и это нравится нам обоим.

Черт, я пытаюсь отстраниться, но она берет мою ладонь в свою и внимательно ее изучает.

– Нет, – бормочет она. – Я просто говорю, что мне жаль, если я все усложнила.

– Не усложнила, – успокаиваю я ее.

Она смотрит на меня и, кажется, с трудом сдерживает смех:

– Спасибо. Ты такой разговорчивый.

Я великодушно киваю.

– Так для этого же и нужны друзья, верно?

– Значит, вот кто мы, да? – спрашивает она. – Друзья?

– Конечно, друзья. Или, может быть, больше? Не знаю, мы же вообще-то были женаты.

– Это были лучшие двенадцать часов в моей жизни, если честно, – говорит она, подражая Скарлетт О’Хара, и вытягивает на мне ноги, бедра ее слегка дрожат, когда мышцы напрягаются под моими руками. – С тех пор все мои дни не идут с ними ни в какое сравнение.

Из подсобки выходит Оливер, неся высокую стопку книг.

– Здоров. Рад видеть тебя, приятель.

До меня вдруг доходит, что я по-прежнему держу ноги Харлоу у себя на коленях, а моя рука как-то слишком уж свободно расположилась на ее бедре. Я поднимаю глаза и встречаю взгляд Оливера – он понимающе подмигивает мне, так что от его внимания это тоже явно не ускользнуло.

– Чувак. – Из туалета появляется Не-Джо, со стопкой комиксов в руках. Он протягивает их Оливеру. Они обмениваются взглядами.

– Смотри, что я нашел.

Оливер стонет, но я замечаю, что он не берет комиксы в руки.

– Ну нет. Опять?

– Опять, – подтверждает Не-Джо.

Я слежу глазами за Не-Джо, который брезгливо бросает журналы на стеклянный прилавок.

– Снова «Чудо-Женщина»?

– Ага. Который раз я отмываю этот гребаный сортир! И всегда это «Чудо-Женщина».

Харлоу встает, и я немедленно ощущаю пустоту, а ведь только что ее теплая кожа была у меня под пальцами. Когда Оливер кивает, она спрашивает:

– То есть вы хотите сказать, что люди заходят туда и?..

Оливер снова кивает, берет пустую коробку и степлером заталкивает пачку комиксов внутрь.

– Неужели ничего святого нет?

Харлоу наклоняется и заглядывает в коробку:

– Что ж, я бы сказала… Их можно понять и простить.

Она смотрит на три пары огромных, как блюдца, глаз, уставившихся на нее, и на наши отвисшие челюсти.

– Их можно понять и простить за?.. – начинает Не-Джо и сопровождает свой вопрос соответствующим жестом.

– О, да ладно. – Она тянется к полке и снимает оттуда нераспечатанный, обернутый в пленку экземпляр комикса о «Чудо-Женщине». На обложке этого номера Чудо-Женщина сидит верхом на огромном морском коньке, ее лассо лихо закручено в воздухе у нее над головой, в то время как мужчина на каком-то судне пытается в нее выстрелить. Все это, судя по всему, происходит под водой, хотя я не очень понимаю, как можно заарканить кого-либо с помощью лассо всего в нескольких футах от океанского дня и как лазер (или что там?) может работать в таких условиях.

– Только посмотрите на нее! – продолжает Харлоу. – Да даже я провела бы некоторое время наедине с принцессой Дианой.

– Ты знаешь, что ее настоящее имя – принцесса Диана?! – спрашивает Оливер, и, клянусь Богом, он сейчас похож на собаку, которого хозяин только что позвал на крыльцо ужинать.

Она пожимает плечами в ответ:

– Конечно, знаю.

Глядя на меня сверкающими глазами, Оливер заявляет:

– Финн, если ты не женишься на этой женщине еще раз, на ней женюсь я!

ХАРЛОУ УХОДИТ через несколько минут, поцеловав каждого из нас в щечку, и я делаю вид, что меня нисколько не задевает, что она поцеловала нас всех троих одинаково. Вслед за ней ухожу и я, договорившись встретиться с Оливером вечером. Я выбираю долгую дорогу до дома, решив, что поездка через гавань доставит мне удовольствие, а потом вспоминаю, что у меня в телефоне так и висят непрочитанное сообщение и пропущенный звонок от Колтона.

Судя по всему, Харлоу отлично умеет отвлекать даже тогда, когда мы не занимаемся сексом.

В конце концов большую часть дня я провожу за рулем, катаясь вдоль побережья, и возвращаюсь домой уже после заката, всего за полчаса до Оливера. Залезаю в холодильник и ящики, достаю упаковку пасты и овощи. Телефон смотрит на меня со стола, куда я его положил.

Я делаю все, чтобы не смотреть на него: начинаю готовить и разбираю посудомойку. Включаю телевизор, даже иду к почтовому ящику Оливера, надеясь, что свежий воздух прочистит мне мозги. Не помогает.