В общем, лорд Харроу был прав. Она действительно предала его доверие. Ее душа разрывалась на части, стремясь сохранить преданность Виктории… и лорду Харроу. Но похоже, не существовало способа быть верной им обоим. И, если разобраться, хотела ли она быть верной обоим?

Айви перешагнула порог и остановилась. Ей опять стало страшно. А лорд Харроу проследовал прямо к гардеробу и резко сказал:

— Иди сюда, Нед.

Она молча помотала головой.

Тогда маркиз вернулся, ухватил ее за руку и подвел или, скорее, притащил к пресловутому гардеробу. Так и не выпустив ее руки, он полез в карман и достал ключи.

— Пожалуйста, не надо, — жалобно попросила она. — То, что вы там прячете, не мое дело. Я бы никогда не открыла эти проклятые двери…

— Молчи. Я знаю, почему ты сунула туда нос. Твое любопытство ненасытно, зато терпение ограничено.

Айви хотела запротестовать, сказать, что ее любопытство вполне удовлетворено… быть может, даже слишком. И если она больше никогда в жизни не увидит никаких чудес, то не будет считать себя в чем-то ущемленной. Но страх сковал ее губы, когда лорд Харроу распахнул дверцы шкафа, опустился на колени и увлек ее за собой.

Вглядевшись в ее испуганные глаза, он поинтересовался:

— Одной рукой действовать неудобно. Если я отпущу тебя, ты останешься на месте или сбежишь?

Перед мысленным взором Айви проносились образы один страшнее другого. Поколебавшись, она пожала плечами.

Все еще сомневаясь, маркиз отпустил ее руку. Убедившись, что она не пустилась наутек, он вытащил ужасный ящик, отпер замок и поднял крышку. Айви закрыла глаза.

— Открой глаза. — Когда Айви вздрогнула и замотала головой, Саймон повторил мягче: — Пожалуйста, открой глаза. Иначе ты никогда не узнаешь правду.

Скривившись и едва дыша, Айви открыла глаза. Немного помедлив, словно собирая все свое мужество, чтобы взглянуть в лицо дьявола, она испуганно покосилась на ящик.

— Итак…

Саймон опустил руку внутрь и достал первый предмет. Жидкость внутри сосуда булькнула. Содержимое пошевелилось.

Рука Айви взметнулась к горлу. Лицо позеленело. Казалось, еще мгновение, и она лишится чувств. Но Саймон не видел иного выхода. Он должен был продолжать:

— Ты знаешь, что это?

Ответ он едва расслышал:

— Сердце. Ее сердце. — Ужас вернул краски жизни на ее лицо. Страх сменился отвращением. — Как вы могли?!

— Меня просили. Умоляли. — Ее явное недоверие вызвало приступ раздражения. — Ты слишком доверяешь слухам и сплетням. Неужели ты действительно веришь, что я мог вскрыть свою погибшую жену? — Ответа маркиз не ждал. — Незадолго до ее смерти мой коллега — Нелсон Эванс — умер. У него было больное сердце. Вот это самое сердце. Все свои последние годы он посвятил поискам средств регенерации умирающего сердца. И еще он хотел научиться снова запускать сердце, которое остановилось. На смертном одре он просил меня продолжить его исследования и для этой цели завещал мне свое собственное сердце.

Выражение лица Айви чудесным образом изменилось, словно небо очистилось от туч после грозы. Она с любопытством взглянула на сердце с прикрепленными к нему проводами и электродами и спросила:

— Вам удалось исполнить его просьбу?

Саймон вздохнул и покачал головой:

— Боюсь, мы еще очень далеки от этого чуда. Но я убежден, что ключ — это электричество. Луиджи Гальвани доказал, проведя несколько опытов на лягушках, что электрические импульсы в нервной системе приводят в движение мышцы тела. Сердце — тоже мышца, и теоретически электрический ток должен стимулировать его биение.

— Ваш генератор?

Бросив взгляд через плечо, Саймон увидел свое изобретение, аккуратно прикрытое чехлом.

— Нет. Этот генератор слишком мощный. Первоначально я проводил опыты, используя генераторы разных размеров, в надежде установить напряжение, необходимое для достижения мечты Нелсона. Именно этот генератор предназначен для другой цели. Я тут наткнулся кое на что случайно.

Ее восторженный взгляд требовал продолжения.

— Не сейчас, мой дорогой Нед. Нам пока есть чем заниматься. — Он жестом указал на ящик, на то, что лежало внутри. — Продолжай. Возьми это в руки. Или ты думаешь, что этот орган я тоже позаимствовал у моей жены?

Лицо Айви исказила брезгливая гримаса.

— Я бы предпочла не трогать этого.

— Не трогать мои искусственные пальцы?

— Искусственные?

— Воск, резина, полотно. Все это закреплено на раме из проволоки, стержней и сферических шарниров. И вот получилась рука. Похожа на настоящую, не правда ли? — Он протянул руку ей. — Ну, возьми же.

Положив приспособление на сгиб руки, она указательным пальцем покачала искусственные пальцы вверх-вниз.

— Это удивительно. Я и подумать не могла, что она не настоящая. И еще не могла понять, как вы сумели ее так здорово сохранить.

Маркиз промолчал, и Айви стала внимательно изучать паутину из проволоки и электродов, которая тянулась через запястье к каждому пальцу.

— Она работает?

— Зависит от того, что ты считаешь работой. Я сделал ее просто как модель, чтобы понять, каким образом нервная система передает электрические импульсы от мозга во все части тела, которые начинают двигаться.

Теперь Айви смотрела на маркиза глазами, полными благоговейного восторга.

— Вы — гений, — заявила она.

Саймон улыбнулся:

— Вовсе нет. Просто мне всегда хотелось отбросить условности, забыть об устоявшихся представлениях. Я всегда думаю: а что, если… Когда я конструировал эту руку, я был близок к отчаянию.

— Не понимаю.

Саймон положил сосуд с сердцем Нелсона обратно в ящик. Потом он встал и помог Айви подняться.

— Ты хочешь знать правду о моей жене?

Она вложила руку в его большую ладонь и не отнимала ее всю дорогу, пока они шли по винтовой лестнице, а потом по галерее, расположенной на втором этаже дома. Вместе они прошли мимо нескольких поколений де Бергов, строго взиравших на них со своих полотен. Саймон сам удивлялся сводим поступкам и ни за что не смог бы объяснить, зачем он все это делает. С какой целью заговорил об Аурелии? Почему собирается вновь открыть свое сердце для мучительной боли?

Одно он знал точно: ему было необходимо, чтобы Нед. все правильно понял о его прошлом, о нем, Безумном Маркизе Харроу. А когда все это будет сделано, настанет черед Неда сказать правду.

В самом углу галереи, у двери в его апартаменты, маркиз остановился. Изумительная, как всегда, Аурелия улыбалась ему — любящая, терпеливая, бесконечно терпимая к его комплексам.