редакцию (писать и редактировать). Вы — и переводчица. Вы бы съездили (на короткое время, на несколько дней, я думаю, жить там не предвидится надобности) в Ла-Шо-де-Фон и выяснили вполне финансовую сторону и технику. Вы бы выяснили также, можете ли Вы достать (или авансировать) деньги на это издательство (сколько? не знаю. Думаю, от 100 frs до нескольких сот, до 300 — до 500 frs, в зависимости от ответа типографии и от того, в каком размере ставить дело)».

Первое письмо после принципиальной размолвки. Ни тени сантиментов. Никаких воспоминаний об общих прогулках, никакого «Дорогой друг!» Ленин, как отличный менеджер по кадрам, использует ценные деловые качества своей соратницы. Инесса — отличный организатор, у нее всегда все под контролем. Пусть будет издательницей. Инесса — самая лучшая переводчица в их кружке. Пусть переводит. И, наконец, Инесса умеет находить деньги на нужды партии. Пусть делает дело. Это отвлечет ее от нежелательных мыслей. Ленин привык к тому, что Инесса разделяет все его взгляды, безоговорочно их поддерживает, помогает максимальному их распространению в среде европейской социал-демократии, пропагандирует в России. И вдруг такой удар! Оказывается, она уже давно спелась с его оппонентами! Нет, Инессу нужно загружать практическими делами. Терять такого ценного товарища не стоит.

Как Ленин и ожидал, Инесса тут же принялась за дело. Написала письмо с вопросом об авансировании денег Анне Арманд-Константинович. Это был ее близкий человек с детства. Анна под ее влиянием тоже присоединилась к большевикам. Инессина золовка была богатой вдовой и не должна была ни перед кем отчитываться в своих расходах. Она не раз жертвовала крупные суммы в кассу партии. Революционной деятельностью Анна Евгеньевна увлеклась еще в Пушкино, под влиянием Евгения Каммера, репетитора своего младшего брата Бориса.

ПРОГРЕССИВНЫЕ ФАБРИКАНТЫ

«Проживавший с лета 1896 года в семействе Арманд в качества репетитора студент Московского технического училища Евгений Каммер вел со своим подопечным Борисом Армандом беседы о пропаганде и распространении нелегальной литературы среди рабочих. С его согласия он в разное время доставлял в дом Армандов в Пушкино пишущие машинки и прочее революционное имущество, обнаруженное при обыске»

(из отчета о слежке, опубликованного в полицейском «Обзоре важнейших дознаний о революционной деятельности Московского Рабочего Союза». 1897 г.).

Знакомясь с историей семьи, я часто задавалась вопросом: интересно, как представляли свое собственное будущее некоторые наследники Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны Арманд, занявшись подрывом устоев самодержавия? Как можно объяснить, что сразу несколько детей этой богатой и уважаемой пары, все потомственные почетные граждане, активно занялись революционной деятельностью?

В апреле 1897 г. средь бела дня к дому фабриканта Арманда в селе Пушкино подъехала коляска и несколько конных жандармов. Разбудили хозяев. Евгений Евгеньевич был уравновешенным человеком, поэтому на сообщение жандармов о том, что они произведут в доме обыск, равнодушно ответил:

— Ищите, молодые люди. Только что вы там собираетесь найти?

Хозяину дома объяснили, что с недавних пор на фабриках Арманда не все благополучно. Кто-то подстрекает рабочих против хозяев, распространяет прокламации с призывами к борьбе.

Евгений Евгеньевич удивился:

— Но при чем же тут мы? Не мы же сами против себя подстрекаем?

Старший из жандармов неопределенно повертел в воздухе пальцами, как бы давая понять, что мало ли что может быть, и спросил хозяина:

— Так позвольте начинать обыск?

Спустя час с небольшим Евгений Евгеньевич и Варвара Карловна сидели в гостиной, потрясенные, и не знали, что сказать друг другу. В комнате их родственника и репетитора молодых Армандов Евгения Каммера жандармы нашли целое подпольное издательство. За ним уже давно следили филеры, поэтому вместе с репетитором арестовали и его подопечных, с которыми он общался не только в Пушкино, но и на московских квартирах. Жандармы увезли с собой Бориса Евгеньевича, студента Московского университета, и его кузена Левушку, сына Эмиля Евгеньевича. Оказалось, что этот юный наследник миллионеров регулярно проводил в овраге у фабрики встречи с рабочими, которых обучал основам марксизма. Вместе они сочиняли текст тех самых прокламаций, из-за которых обыск произвели в доме у хозяев фабрик.

Из комнаты Каммера жандармы изъяли склад нелегальных печатных и рукописных изданий революционного толка, гектограф, два мимеографа (машина для трафаретной печати. — Примеч. авт.), множество готовых трафаретов, краску, стопки писчей бумаги. В одном из московских домов, принадлежавшем Армандам, жандармы нашли 50 экземпляров брошюры «О Всероссийском рабочем съезде». Евгений Евгеньевич и Варвара Карловна даже не подозревали, что их близкие не ограничиваются дискуссиями либерального толка за общим столом.

В итоге решением Судебной палаты Бориса Арманда поместили под домашний арест. По поводу юного Лео к его отцу Эмилю Евгеньевичу пожаловал пристав.

— Ваш сын несовершеннолетний, судить его мы не имеем права. Советуем вам его выпороть, как следует выпороть и отправить доучиваться за границу. Он дерзок на язык, и если останется здесь, то достукается до каторги.

Так со слов старших записал эту историю о своем отце Давид Арманд. 17-летнего юношу отправили «в ссылку» за границу — учиться в Берлинском университете.

Каммеру, который взял на себя всю вину, запретили проживать в крупных российских городах. Арманды повели себя по отношению к ссыльному как любящие родственники: платили за адвокатов, внесли залог за освобождение из тюрьмы, помогли уехать в Германию и вплоть до его возвращения поддерживали молодого революционера деньгами и дружеским участием. Когда Каммер после тюремного заключения был сослан в Елец, Александр Евгеньевич отправился его навестить. В Ельце его догнало письмо Инессы:

«Как много грустного на белом свете! Я его (Каммера) как-то очень-очень люблю, и мне его страшно жаль. Каким ты его нашел? Так бы хотелось иметь возможность улучшить его положение».

В то время, когда произошла эта драматическая история, Инесса еще и думать не думала об участии в революционном движении. Хотя за семейным столом Армандов в Пушкино не прекращались разговоры о необходимости перемен в России.

Сам этот стол заслуживает нескольких слов. Хотя бы потому, что он сохранился в семье до сих пор. Такие столы не были редкостью в залах помещичьих усадеб. За таким же точно