— Что такое? — я обернулась, пытаясь понять, что привлекло его внимание.

— Я сейчас, — он вскочил и целеустремлённо двинулся сквозь толпу.

— Куда это он?

— Увидел знакомого какого-то? — предположила Лидайя.

Я наклонила голову набок. Может быть, и так, но, похоже, этой встречи Карин не ожидал, и не факт, что она его обрадовала.

Впрочем, не моё дело.

А в следующий миг я вообще увидела Хена, и поведение Карина мгновенно вылетело из головы. Хен сидел поодаль, на возвышении, среди старшекурсников, приоткрытый ворот рубахи обнажал сильную шею, а расслабленно опущенная рука с вязками амулетов придерживала большую кружку с пивом. А рядом с Хеном сидел Лас.

И не просто сидел, они разговаривали о чём-то, даже смеялись, Лас жестикулировал, Хен скалил зубы, отпуская комментарии, Лас возражал, один раз даже по-дружески стукнул Хена по плечу.

Я смотрела на эту идиллическую картину во все глаза.

Почему-то нахлынула обида. Ко мне Лас не подходил ни разу после того, как моё замужество стало известным. И это при том, что мы с детства вместе, и Лас всегда был на моей стороне. Но сейчас он делает вид, что меня знать не знает — а с Хеном, оказывается, общается как ни в чём не бывало.

И тут Хен поймал мой взгляд, заулыбался и помахал рукой. Я как окаменела, поэтому на махание не ответила, зато Лас, увидев меня, тоже кивнул, как будто ничего не было.

Я шумно выдохнула и приникла к жбану с яблочным сидром. Осушила его до дна, а когда отставила в сторонку, Хен и Лас уже смешались с толпой других третьекурсников. Я ещё немного посверлила взглядом белоснежную макушку, а потом мысленно махнула на всё это рукой.

Чего я страдаю — радоваться надо. Они же учатся вместе, на третьем курсе уже есть совместные тренировки всех трёх факультетов. Неудивительно, что Хен нашёл к Ласу подход. Лас не из тех, кто долго таит злобу.

На душе всё равно слегка свербело, но я решила больше об этом не думать. Вместо этого поинтересовалась у Лидайи:

— Ты когда-нибудь слышала имя Наянэ?

Это была целиком и полностью вина хорошо перебродившего яблочного сидра. В обычное время я бы и произнести это не смогла, а тут оно само прыгнуло на язык, стоило увидеть Хена. Снова вспомнилась расслабленная полуулыбка на его губах и это нежное «Наянэ» в темноте палатки.

— Наянэ? — Лидайя нахмурилась, будто пыталась вспомнить. Потом её лицо просветлело: — А, кажется, знаю!

У меня упало сердце, и тут она сказала:

— Это не имя. Это старое слово, сейчас его почти никто не использует, разве что услышишь от какой-нибудь бабуси.

— И что оно означает? — почему-то я разволновалась, снова стало жарко. Я бросила взгляд в ту сторону, где видела Хена, но толпа третьекурсников уже куда-то исчезла.

— М-м… пожалуй, ближе всего будет что-то вроде «мой хороший». «Мой милый». Так говорят, когда обращаются к кому-то маленькому, например, так бабушка может назвать своего внука. А! Или ещё парень может назвать так девушку.

— А что значит… если парень так сделает? Это значит, что он считает её маленьким ребёнком?

Лидайя энергично замотала головой:

— Нет, скорее всего, это значит, что она ему нравится. А где ты слышала? А! От Хенная?

Она хихикнула. Зарумянилась, прикрывая рукой рот. Было непривычно видеть Лидайю такой, но, видимо, яблочный сидр сказался и на ней.

— Возможно, ваш брак для него не такой уж формальный?

Я ничего не ответила. Вместо ответа встала и подхватила жбаны, свой и Лидайин.

— Пойду-ка я возьму ещё немного, — и, не дожидаясь возражений или предложений пойти вместе, быстренько сбежала.

Мне просто физически необходимо было сейчас оказаться одной.

Наянэ — вовсе не имя! Одно осознание этого наполняло сердце восторгом. Хен вовсе не видел сны о какой-то красавице-вендайке. А о ком? Неужели Лидайя права, и Хен действительно думал в этот момент… обо мне?

Эта мысль оказалась настолько приятной, что, испугавшись, я решила затолкать её в уголок сознания. Было страшно поверить, чтобы потом разочароваться, узнав, что Хен имел в виду кого-нибудь другого. Но всё равно, что-то внутри словно бурлило от радости, и на языке вертелось «наянэ… моя хорошая…».

Зато на обратном пути, с двумя полными доверху, с белой шапкой пены жбанами, я вдруг увидела в закутке между торговыми фургончиками Карина. Он стоял ко мне вполоборота, с улыбкой на губах, и о чём-то оживлённо говорил собеседнице, нежно сжимая её ладошку.

Я бы не обратила на это никакого внимания: подумаешь, Карин с девушкой, может, они встречаются, я же не интересовалась, есть у него кто-нибудь или нет.

Вот только этой девушкой была Висперина.

Висперина, которая сегодня же в общежитии сказала, что я замужем. Я думала, она узнала это от Хена… но, может быть, ей сказал Карин?

А ещё кто-то ведь сказал Ласу, что я учусь на факультете боевой магии. Карин клялся, что это был не он, и я поверила.

Может быть, и зря.

Из-за случайно увиденного я вернулась к Лидайе растерянная и встревоженная. Вручила ей сидр, села рядом и, чтобы не отвечать на поддразнивания насчёт Хена, уткнулась носом в пышную яблочную пену.

Музыка стала громче, на деревянный помост в центре забрался какой-то парень, то ли старшекурсник, то ли молодой учитель — и объявил, что сейчас будут танцы. Едва он договорил, как костры, окружавшие площадку, вспыхнули столбами пламени, девчонки завизжали, а парни оглушительно засвистели. И, перекрывая весь этот шум, вступила пронзительная и надрывная трель скрипки.

Карин всё не возвращался, а к нашему столу вдруг подошёл какой-то незнакомый боевик, судя по внешности, где-нибудь с третьего или четвёртого курса. Слегка смущаясь, пригласил Лидайю танцевать. Та бросила короткий взгляд на меня, я помахала пальцами, как бы выгоняя её, и она, послав мне воздушный поцелуй, упорхнула.

В одиночестве я заскучала. Медленно пила свой сидр, смотрела, как проносятся в танце раскрасневшиеся девушки и довольные парни, как вьются юбки и ленты, а ветер уносит дым от костров и искры. Кто-то пускал огненные светляки самых разных форм и размеров, и они плыли над толпой, как важные надутые рыбы, покачивая круглыми боками.

Пару раз ловила на себе заинтересованные взгляды, но притворялась, что не замечаю. И тут мне на плечи легли тяжёлые руки, обдало запахом костра и горьковатых трав, и голос Хена сказал:

— Ты чего скучаешь здесь одна? Твоя подружка вовсю пляшет, видел её в толпе. Не хочешь размяться?

Я подняла голову, встречая взгляд Хена. Сердце привычно ёкнуло. Хен показался мне ещё симпатичнее, чем парой десятков минут назад: синие глаза сверкали весельем, в зрачках отражались огни, губы изгибались в довольной улыбке. Ему, похоже, было жарко, потому что завязки рубахи были распущены ещё сильнее, так, что в вороте виднелась гладкая грудь, и мне вдруг безумно захотелось провести по ней ладонью.