Из Белоруссии вытащили буквально остатки их танкового батальона. Тем не менее нашли возможность дать им так необходимую передышку, не бросать снова в бой. Хоть и обстановка на фронте была тяжелой. Танкисты отдыхали в районе Модлина. Здесь опять ими была получена новая партия техники. Собственно, «пантеры» из этой партии и молотили сейчас гусеницами за ним следом. Штиглер с неудовольствием отметил сразу еще большее ухудшение в качестве подготовки экипажей. Что ж, придется над этим поработать. И они работали. Пока русских останавливали на подступах к Висле, гауптман натаскивал на танковом полигоне западнее Варшавы экипажи батальона. Не всегда для вклада в общую победу ведут одни только бои – необходимо и поделиться своим опытом. Сейчас они возвращались к месту своей дислокации в районе Модлина.

Тут еще эти события вокруг Варшавы. Хорошо хоть у армейского командования все-таки хватило влияния не привлекать к наведению порядка в столице польского генерал-губернаторства регулярные части вермахта. Можно себе представить, как тяжело было отстаивать армейскому руководству свои позиции в свете последних событий, связанных с покушением на фюрера. Но ничего – удалось! Подавление беспорядков на имперской территории – это исключительно полицейские мероприятия. Пусть подобные операции проводит ведомство Гиммлера. Пусть, если желают, привлекают кого угодно, хоть всякий сброд – ходили слухи, что его в настоящий момент как раз полным-полно в бывшей польской столице. А они сейчас пройдут мимо нее. Потому что задача солдата – сражаться с врагом на фронте.

Топливозаправщики ожидали их в этот раз на стационарно оборудованной базе. Заправка проходила быстро и четко, как всегда. Штиглер даже несколько раз включал секундомер, проверяя натренированность действий экипажей. В их деле мелочей не бывает – в зоне своей ответственности нужно прилежно следить за тем, как функционируют все части многообразного и сложного организма под названием «танковые войска рейха». И всегда делать работу хорошо и качественно. Он остался доволен своими замерами…

Гауптман выбрался из танка, прошелся, разминая ноги. А это что такое? Сбоку у навеса стояла русская «тридцатьчетверка». Вокруг суетились какие-то оборванцы, выкатывая бочки с топливом. Неужели немецкий экипаж трофейного танка? Да это же позор, если так! Сам того не замечая, Штиглер ускорил шаг, подходя к русской машине. Увидел нарисованный на башне трехцветный знак – символ давно не существующей русской государственности. Не немцы – прекрасно! Вероятно, какой-то восточный батальон. Жалкое зрелище представляли эти мечтатели на фоне великих задач, которые решал в этой войне германский рейх. Штиглер как офицер еще мог понять тех, кто сражался под этим знаменем в прошлую войну. Но все остальные – ведь они, безусловно, предатели по букве военной присяги. А к предателям можно испытывать только презрение. Резко развернувшись, он зашагал обратно к своей «пантере». И увидел русского танкиста, который стоял напротив ее борта, уперев взгляд в нанесенные на броню две когтистые кошачьи лапы, тянущиеся друг к другу. Этот знак экипаж Штиглера начал использовать еще в Африке – это был их собственный, уникальный символ. Как своего рода герб боевого братства, если угодно…

Русский повернулся и встретился с гауптманом глазами. Штиглер узнал его – это был тот самый пленный советский капитан, которого он допрашивал в феврале 1944-го после боя под Ольшаной. Правда, весьма изменившийся – надо полагать, лагерь наложил свой тяжкий отпечаток. По всей видимости, капитан его тоже узнал. Откровенно говоря, Штиглер был сейчас разочарован. Этот капитан произвел на него тогда очень сильное впечатление. И тем, с каким профессионализмом провел тот февральский бой в Черкасском котле, и как держался потом на допросе. Не думал, отметил про себя Штиглер, что он сломается и изменит своей присяге. Отчего-то вдруг захотелось, чтобы это было не так. Но факты говорили сами за себя. А утраченная честь восстановлению не подлежала. Штиглер отвернулся и прошел мимо. Капитан проводил его взглядом и направился к своей «тридцатьчетверке»…

Заправившись, «пантеры» одна за другой выезжали на дорогу. Гауптман натренированным взглядом привычно проверял, чтобы между ними строго соблюдались предписанные уставом интервалы для движения в походной колонне…

Утром поехали на немецкую базу. Она располагалась сразу за городом. Ротный долго объяснялся на ломаном немецком, показывал какие-то бумажки. Волокита тянулась около часа. Бумаги наконец подписали. Танкисты терпеливо ждали все это время. Потом им указали, что можно забирать – они выкатили бочки с дизельным топливом. Параллельно к стоявшим во дворе топливозаправщикам подъезжала немецкая техника, в том числе и танки. Терцев случайно скользнул взглядом по борту ближайшей «пантеры» и непроизвольно вздрогнул. На ее броне были нарисованы две когтистые кошачьи лапы. Капитан подошел поближе. Сразу вспомнился их бой под Ольшаной, погибшие ребята, начало плена. Он повернулся и встретился взглядом с немцем. Это был тот самый танкист, который допрашивал его тогда, в феврале 1944-го. Терцев был готов поспорить, что немец его тоже узнал. Чуть задержавшись, смерил русского взглядом, исполненным глубокого разочарования и презрения. И направился к своей машине.

«Уходить, немедленно! Сегодня же!» – стучала в голове у Терцева мысль, когда он возвращался к «тридцатьчетверке». В ее баках теперь снова плескалось топливо.

Уйти в тот же день не сложилось. На обратном пути они попали в польскую засаду. Первым выстрелом из фаустпатрона по ним промахнулись. От второго Ветлугин успел увернуться. Заливисто ударили автоматы со стороны развалин. По танковой броне защелкали пули. Взмахнув руками, замертво упал с танка ротный. Прикрываясь крышкой откинутого верхнего люка, Терцев обернулся назад.

– Врубай заднюю! – скомандовал Ветлугину.

Расшвыривая кирпичи, «тридцатьчетверка», окутанная облаком пыли, укрылась за полуразрушенной стенкой какого-то здания. Задраив люки и приникнув к смотровым приборам, оглядели улицу перед собой. На той стороне быстро перемещались короткими перебежками фигуры польских повстанцев. В их руках Терцев разглядел гранаты.

– Цапа, справишься с пулеметом?

– Да!

– Бей над головами!

Несколькими длинными очередями заставили нападавших залечь. Авось отстанут, подумалось капитану. Но поляки оказались упрямыми – перегруппировавшись, начали обход с фланга. Грохнул за бортом разрыв осколочной гранаты. Конечно, ею танк не возьмешь. Но нанести повреждения вполне возможно. Другие противотанковые средства у поляков, по-видимому, закончились.

Терцев в очередной раз отметил, насколько же уязвимы танки в условиях городского боя, особенно без прикрытия пехоты. Но что же делать? Назад не уйти, там стенка дома. Впрочем, надо посмотреть получше, что у них вокруг. Он осторожно снова приоткрыл верхний люк. И в этот момент сзади грянуло дружное и раскатистое «ура». Его русское происхождение Терцев ощутил какой-то генетической памятью или связью, что ли. Даже вздрогнул внутренне. Капитан огляделся. Обтекая танк с двух сторон, мимо них наступали солдаты в германской форме без погон. За их цепью в рост шел худощавый офицер с русскими погонами на немецком кителе. Тот самый, что накануне разглядывал трехцветные полосы на башне их машины. Рядом с офицером, держа винтовку наперевес, шагал здоровенный казак с наполовину седой бородой в таком же мундире и заломленной набекрень кубанке. Не прекращая движения, офицер ободряюще подмигнул Терцеву. Из-за угла дома ударил польский пулемет. Контратаковавшая цепь залегла в десяти метрах перед танком. Нужно было выяснить, как выводить «тридцатьчетверку» из каменной западни.