На краю сознания маячила назойливая мысль: однажды я уеду из этого посёлка и никогда в жизни, ни за что не вернусь в это место: шумное, душное, грязное летом и пустынное, пропитанное изморозью и штормовыми ветрами зимой.

– Устрицы, устрицы! – услышала я за спиной.

Стало интересно, про устриц я слышала, но в нашем, рассчитанном на бюджетный отдых посёлке, такие деликатесы не продавались. Это ведь не жирный чебурек, которым можно сытно позавтракать, на скорую руку пообедать, закусить водку на пляже. Подошла, уставилась на коробку из пенопласта, залитую водой, на дне которой лежали устрицы.

Подходили отдыхающие, с интересом разглядывали корявые ракушки, похожие на кривые, щербатые камни, иногда покупали. Тогда торговец раскрывал устрицу, щедро поливал лимоном, давал это проглотить обалдевшим от происходящего покупателям. Люди кривились, глотали, повторяли, как попугаи, что почувствовали вкус моря. Я морщилась глядя на слизь в ракушке, но всё равно топталась рядом, разглядывая отдыхающих и устриц, как новый аттракцион.

– О, а ты что здесь? – вдруг обратил на меня внимание продавец устриц. Высокий мужчина, такой же взрослый, как мой, недавно женившийся брат.

– Не узнала? – приветливо улыбнулся парень, я на всякий случай сделала пару шагов назад. Кое-какие представления о том, какой вред могут нанести старые извращенцы маленьким девочкам, у меня имелись, как и чувство самосохранения. – Я Пётр, друг Колька. Вспомнила?

Я настороженно посмотрела на Петра. Вспомнила, был у Коли друг Петя, только не такой взрослый. Когда последний раз я видела Петю, ему было около восемнадцати лет, как раз после их выпускного. Он был долговязым взрослым парнем с длинной, осветлённой чёлкой, а не коротко стриженным, сильно взрослым мужчиной, почти престарелым.

– Глеб, смотри, кто здесь! – закричал Пётр.

Почти сразу у коробки с устрицами материализовался Глеб Голованов – его-то я узнала сразу и тут же успокоилась. Не станет Глеб дружить со старыми извращенцами, значит, я в безопасности.

– Привет, Цыпа! – засиял Глеб. – Как дела?

– Хорошо, – кивнула я.

– Колек когда приезжает?

– Мама говорила – в конце июля, – отчиталась я, не отводя взгляда от устриц. Интересно всё же, какие они на вкус… вот прям сырые…

– Хочешь? – поймал мой заинтересованный взгляд Глеб.

– Дорого! – чистосердечно призналась я.

– Я угощаю, – засмеялся Глеб, выловил устрицу, разломил с помощью ножа, сдобрил лимоном, всучил мне в руку. – Не жуй, сразу глотай, – пояснил он.

Я проглотила, расплямкала послевкусие во рту, ничего не поняла. Не было вкусно, невкусно тоже не было.

– Ещё?

– Ага, – должна же я была распробовать, иначе, что рассказывать маме, чем хвастаться подружкам?

Я проглотила ещё две устрицы, в итоге решила, что меня хватит. Вкуса не разобрала, подумала, что формулировка «вкус моря» вполне подойдёт для хвастовства.

– Понравилось? – с широкой улыбкой спросил Глеб.

– Мороженое лучше, – честно ответила я.

– Пойдём, куплю тебе мороженое, – громко рассмеялся Глеб, я согласилась.

Потом я ела устриц на курортах, куда ездила с Вадимом, запивала шампанским, сразу целовалась в губы, говоря, что чувствую «вкус моря» на губах, но вспоминала при этом сутолоку душного пляжа, коробку из пенопласта, а ещё вкус клубничного мороженого, которое слопала мгновенно, как только заполучила в цепкие, двенадцатилетние лапки.

Пришлось вынырнуть из воспоминаний, повернуться на оклик Голованова.

– Цыпа, помоги, – кажется, уже не первый раз повторил Глеб, пытаясь просверлить взглядом во мне дыру.

Нюта внимательно разглядывала поверхность стола, игнорируя правила приличия, не собираясь предлагать свою помощь. Пришлось пойти к Головановскому внедорожнику, который остался в проулке, не доехав до ворот нашего дома.

У автомобиля я остановилась, посмотрела на Глеба, ожидая дальнейших указаний, которых не последовало. Вместо указаний я почувствовала, как огромные руки сграбастали меня, заключили в медвежьи объятья, замерли на секунду. Серые глаза Глеба впились в мои, вынудив смотреть прямо, не отводить взгляд, как безумно хотелось.

– Что же мне делать с тобой, Цыпа? – услышала я вопрос.

«Любить каждый день своей жизни. Каждый день выбирать меня», – хотелось ответить, но я, конечно, прошипела другое:

– Отпустить!

– Не-а... – Глеб сильнее прижал меня, прошёлся невесомыми поцелуями от уголка губ к уху, оставляя колкие следы от щетины, замер у уха, легко обхватил губами мочку, опустился по шее, с каждым сантиметром скользящих поцелуев прижимая и прижимаясь сильнее.

Наверное, в том проулке, устроившись между черным капотом и соседским забором, мы бы целовались вечность, настолько это было волшебно, но нас остановил выразительный кашель. Я обернулась, встретилась с карим, прищуренным взглядом брата и машинально спряталась за спину Глеба. Широкую, непоколебимую, надёжную, как все скалы мира вместе взятые – именно такие мысли витали в моём, отравленном любовью и возбуждением мозгу.

– Не кипятись, – выставил руку вперёд Глеб, глядя на Колю.

– Коля, Коль, Ко-о-оля! – неслась к нам Нюта с широко распахнутыми глазами, на ходу одёргивая коротковатое платьице.

– Я не кипячусь, – отчеканил Коля.

– Значит, так, – в тон ему ответил Глеб. – Сейчас девчата забирают устриц, шампанское, идут домой, а мы едем в ближайший кабак, говорим там, как мужик с мужиком.

– Нет, нет, нет… – залепетала Нюта, схватившись в объёмный бицепс мужа. – Нет!

– Нют, отстань, – отдёрнул руку жены Коля, со всей возможной злостью смотря на друга детства.

– Никуда ты не пойдёшь! – Нюта встала между мужем и Глебом, всем своим видом показывая, что сдвинется с этого места только вперёд ногами.

Невысокого роста, как сейчас принято говорить «приятной полноты», с взлохмаченным высоким хвостом – неизменная причёска, чтобы не мешала бесконечно готовить и носиться за детьми, – между двух здоровенных мужиков она казалась крошечной. В то же время любому становилось понятно, что с места Нюта не сдвинется. Не разрешит и пальцем тронуть мужа, а мужу не позволит попасть под статью. Будет драться, царапаться, кусаться за свою семью даже с бестолковым главой этой самой семьи.

– Клянусь, ничего с твоим мужиком не случится, – мягко проговорил Глеб, нагибаясь под рост Нюты. – Обещаю, – повторил он. – Нют, ну ты чего? Мы просто поговорим, выпьем, к одиннадцати верну твоего благоверного.

– Всё нормально, – словно очнулся Коля, посмотрел на жену. Взгляд мгновенно смягчился, он улыбнулся, обнял Нюту, поцеловал в макушку, а потом в губы. – Обещаю, все будет хорошо. Правда. В одиннадцать буду дома.

– Ладно, – пришлось отступить Нюте.