— У вас есть накопительная карта? — спросила унылая кассирша.

— Сейчас дам, вот она.

Лотти могла голову дать на отсечение, что такие, как Себ и Тиффани, не утруждают себя тем, чтобы заводить накопительную карточку. Когда ты крут, за тебя прекрасно сражает платиновая «Амекс».

Пять минут спустя она уже была на стоянке и, наклонившись, складывала в багажник свои покупки. Неожиданно позади нее остановилась машина.

— Привет.

Сообразив, что у Себа только что была возможность полюбоваться ее умопомрачительной попкой, Лотти выпрямилась и обернулась. Себ сидел за рулем грязного зеленого «фольксваген-гольфа», Тиффани сидела рядом, на пассажирском сиденье.

Вот вам и лимузин с шофером.

— Привет.

Лотти стало интересно — неужели он станет уговаривать ее передумать и все же прийти на их вечеринку. Ее взгляд переместился на левую руку Тиффани — надо же выяснить, есть ли там знаменательные кольца.

Проследив за ее взглядом, Себ сказал:

— Она моя сестра.

— Вот такое невезение. — Тиффани закатила глаза.

«Может, для тебя — да», — подумала Лотти, чувствуя, как внутри поднимается приятное предвкушение. На вечеринку она все равно пойти не сможет, но хорошо, что он остановил свою машину. Это значит, что она его заинтересовала. Если бы он спросил телефон, она бы написала его фломастером на тыльной стороне его ладони, он бы позвонил ей…

— Вот. Не пейте ту красную бурду. — Себ вырвал ее из фантазий, высунув в окно «гольфа» бутылку «Вдовы Клико». — Ради разнообразия выпейте кое-что приличное.

Захваченная врасплох — а еще потому, что Себ небрежно держал бутылку двумя пальцами, — Лотти взяла ее, испугавшись, как бы она не упала.

— Но зачем?

— Затем, что мне нравятся ваши глаза.

— И моя задница.

Он рассмеялся.

— И это тоже.

— Спасибо. — Лотти ждала, что он спросит номер телефона.

— На здоровье. Наслаждайтесь. До свидания.

Лотти ошеломленно смотрела, как грязный «гольф» вырулил со стоянки. Он уехал. Уехал! Этого не может быть, если только…

Лотти поспешно изучила бутылку, решив, что он, конечно, написал свой телефон где-нибудь на этикетке на тот случай, если она захочет позвонить ему и поблагодарить. Однако телефона не оказалось, как ни трудно было в это поверить. На этикетке вообще не было никаких посторонних надписей. Он просто выдал ей бутылку довольно дорогого шампанского и уехал, не оставив возможности связаться с ним или даже узнать, кто он такой.

Почему? Почему он так поступил?

Мерзавец. Первостепенный мерзавец.

Джефф Барроуклифф жил в одноэтажном, с верандой, доме тридцатых годов, выкрашенном в небесно-голубой цвет и увитом яркими цветами, которые росли в висячих корзинах и ящиках под окнами. Щелкнув задвижкой и открыв калитку, Фредди сразу увидел его на бетонной площадке у дома. Джефф возился с двигателем от мотоцикла. Конечно, сказать, что он совсем не изменился, было нельзя, однако он остался узнаваемым, хотя у него и прибавилось морщин, а сам он полысел и высох.

Выпрямившись, Джефф вытер руки масляной тряпкой и молча ждал, когда Фредди подойдет к нему. Они никогда в жизни не обнимались — в пятидесятые обнимались только педики, — и Фредди сомневался, что у него хватит смелости обнять друга сейчас. К счастью, тряпка, которую Джефф все еще держал в руках, избавила его от необходимости принимать решение.

— Джефф, рад снова видеть тебя.

— Я тоже. Твой звонок из небытия напомнил мне о прошлом. — Джефф провел грязной рукой по загорелому лбу. — Так и не понял, зачем ты позвонил.

— Любопытно, да? Мы все стареем, — Фредди пожал плечами, — и никто из нас не будет жить вечно. Я просто решил встретиться с людьми из прошлого и узнать, что произошло с моими старыми друзьями.

Джефф сухо проговорил:

— Ты потерял связь с большинством из них, да?

Так как Фредди считал, что заслужил насмешки, спорить не стал.

— Да. — И добавил: — Я приехал еще и потому, что хочу извиниться.

— В нашу последнюю встречу ты лежал на спине, и твое лицо было залито кровью. А у меня были сбиты костяшки пальцев. — При упоминании о том дне на лице Джеффа промелькнуло некое подобие улыбки. — Мне тоже нужно извиняться?

— Нет. Я получил по заслугам.

Эти воспоминания оставили неизгладимый след в душе Фредди. Гизелла рассказала Джеффу о ночной аварии, а потом объявила ему, что их помолвка разорвана и что впредь она будет с Фредди. Фредди, куривший одну сигарету задругой в своей спальне, слышал, как они ссорились на крыльце дома Джеффа. Через некоторое время он сообразил, что Джефф колотит в его дверь, требует, чтобы он вышел, и грозится выколоть ему глаза. Фредди спустился вниз и вышел к нему. При тех обстоятельствах это было меньшее, что он мог сделать.

После того дня никто из них Джеффа больше не видел. Он собрал свой рюкзак, уехал из Оксфорда в ту же ночь и записался в армию.

В какой-то мере для всех это стало облегчением.

— Выпьешь чаю? — спросил Джефф.

— С удовольствием, — кивнул Фредди. Ему так о многом хотелось поговорить, что он не знал, с чего начать. Обратив внимание на изобилие висячих корзин с цветами, он спросил: — Ты женат?

— Да. Тридцать три года, две дочери, четверо внуков. Жена сегодня в отъезде. — Джефф пошел к крыльцу и добавил, бросив через плечо: — Решил убрать ее подальше, пока ты здесь. Не хочу, чтобы ты сбежал с ней.

Фредди понял, что он шутит, и успокоился.

— Те дни уже давно в прошлом.

— А как ты? — Оказавшись в опрятной, недавно отремонтированной и отделанной в бело-зеленых тонах кухне, Джефф достал старомодный чайничек и принялся заваривать чай. — Женился?

— Да, — кивнул Фредди и сухо добавил: — Но не на Гизелле.

— Значит, твой нос пострадал ни за что.

— Мы не подходили друг другу. Мы же были детьми. В двадцать лет все делают ошибки. Спасибо. — Фредди взял у Джеффа чашку с чаем и потянулся за сахарницей.

— Это точно, — согласился с ним Джефф и закурил сигарету. — А теперь наши дети совершают собственные ошибки. И мы никак не можем помешать им, правда? Такова жизнь.

— У нас с женой не было детей. Так уж получилось. — Фредди вдруг обнаружил, что завидует Джеффу, у которого есть семья, и ему стало жаль, что он не увидит их. — Однако я женился на потрясающей девушке. Мы были очень счастливы. — У него в горле образовался комок, но он приказал себе встряхнуться. — Мне повезло. Мы прожили вместе почти сорок лет, а потом она умерла. О лучшей жене я и мечтать не мог.