Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, со стороны это смотрелось несколько странновато, но Саня решила не вмешиваться – Лялька же никому не докучает, просто радуется жизни. Родители здоровых детей неловко отводили глаза, делая вид, что не замечают эту… хм, необычную девочку.
Вприпрыжку бегая по коридорам поликлиники, Лялька притормозила возле одного из малышей. Его огненные кудряшки привели её в восторг, и она осторожно коснулась рыжих волос пальчиком.
– Тёма, иди ко мне, – тут же нервно сказала его мама, словно боясь, что Лялька сделает сыну что-то плохое.
Тёма, неуверенно улыбнувшись напоследок Саниной дочери, послушно пошёл на зов.
– А почему девочка такая большая, а ведёт себя как маленькая? – с интересом спросил он, забираясь к матери на колени.
– Эта девочка ненорм… – но женщина тут же осеклась, поймав тяжёлый Санин взгляд, и моментально исправилась. – То есть, я хотела сказать… девочка не совсем здорова, – понизив голос, закончила она фразу.
– Её вылечат? – с надеждой спросил этот рыжик.
– Вылечат, вылечат. Тётя-врач укольчик поставит – и всё будет хорошо… – заверила мать.
Ох, если бы реально существовал такой волшебный укольчик – Саня, не задумываясь, отдала бы за него полжизни…
Из кабинета, где брали кровь, многие дети выходили заплаканными, кто-то до сих пор продолжал хныкать, прижимая ватку к пальчику. Лялька же понятия не имела, что её там ждёт, поэтому даже не боялась. Прошло уже достаточно времени с предыдущей сдачи анализов, она успела об этом благополучно забыть и не ожидала никакого подвоха.
– Держите своего ребёнка, мамочка, – раздражённо сказала усталая медсестра, покосившись на Санину дочь с неодобрением.
Лялькины глаза доверчиво смотрели, как врачица смазывает ей палец… а затем девочка взвыла от резкой боли.
– Тише, тише, малышка, – уговаривала Саня, пытаясь удержать в объятиях расстроенную, шокированную и обиженную Ляльку, не понимающую, откуда взялась эта боль и зачем она.
Потом она ещё долго успокаивала рыдающую дочь в коридоре, слушая осуждающие перешёптывания за спиной: дескать, Лялькин рёв всех детей перепугал, ведь если даже “такая большая плачет – значит, это очень больно”, никто теперь сдавать кровь не хочет…
Вспомнив всё это, Саня покачала головой. Имеет ли она право рассчитывать на отношения при таком раскладе? Кому, кроме неё, нужны подобные проблемы и… подобный ребёнок?
Она размышляла об этом весь вечер. Крутила в голове так и эдак – пока готовила ужин и кормила Ляльку, играла с ней, купала её перед сном, наскоро ела и принимала душ сама… В конце концов перед тем, как улечься спать, она всё-таки решила позвонить завтра Вику и рассказать ему правду о своей дочери. Скажет ему всё как есть… а там будь, что будет.
Проснувшись утром, Саня поняла, что от её вчерашней решимости не осталось и следа. Она знала, что должна позвонить Виктору, но отчаянно оттягивала этот тяжёлый для себя момент, придумывая всё новые и новые отговорки.
Сначала нужно было умыть Ляльку и накормить завтраком, потом немного позаниматься с ней, чтобы в игровой форме закрепить понятия о свойствах предметов – твёрдый или мягкий, горячий или холодный… Лялька не очень хорошо воспринимала чужую речь, реагируя в основном на интонацию или мимику говорящего, нежели чем на смысл. Впрочем, отдельные слова, связанные с её непосредственными потребностями, она запоминала и даже с переменным успехом иногда пыталась их повторять. Правда, её не понимал практически никто, кроме Сани… а на чужой слух это был просто бессмысленный набор звуков, не связанных между собой.
Многочисленные специалисты, которые работали с её ребёнком – дефектологи, неврологи, логопеды, психологи – не давали утешительных прогнозов, но были единодушны в одном: особенному ребёнку в любом случае нужно общение. Много, много общения! Поэтому Саня постоянно разговаривала с дочерью, даже если не была уверена, что та её понимает. Она машинально проговаривала каждое своё действие, каждый жест, каждый поступок:
– А сейчас мы с тобой пойдём гулять. Кто пойдёт гулять? Лялька пойдёт гулять. На улице хорошо: тепло, солнышко светит, травка зеленеет, птички поют… Но всё равно на всякий случай мы возьмём зонтик. А вдруг начнётся дождь? Это такие капельки с неба, помнишь? Кап-кап-кап… Капельки падают, на земле появляются лужи, всё становится мокрым… Вода мокрая, ты ведь это тоже помнишь? Дождь – это и есть вода, вода с неба… – и так далее, и тому подобное.
В конце концов проговаривание вслух каждого своего шага стало навязчивой привычкой, от которой Саня не могла избавиться, даже если находилась в одиночестве. Не раз она ловила себя на том, что, отдав Ляльку маме на выходные, всё равно бездумно бормочет себе под нос:
– Так, а хлеб, кажется, закончился… Идти в магазин или сегодня перебьюсь? Надо заварить чай с ромашкой… Кажется, в ванной кран неплотно закручен. Ой, я ведь собиралась позвонить Майке…
Если бы кто-то увидел и услышал её со стороны – вероятно, принял бы за городскую сумасшедшую.
Вот и сегодня – занимаясь домашними делами, Саня то и дело поглядывала в сторону мобильника и негромко обещала себе:
– Позвоню, позвоню… вот сейчас машинку разгружу, бельё развешу – и сразу же позвоню. Чуть позже. Обязательно…
Саня так часто косилась на телефон, что, когда он наконец затрезвонил сам – она чуть не взвизгнула от неожиданности. Господи, неужели это Вик?!
Однако звонил Чеба.
– Привет, Санчес! – как обычно благодушно и жизнерадостно поздоровался он – у бывшего мужа вообще крайне редко бывало плохое настроение. – Извини, ты просила в понедельник звякнуть, но я вчера закрутился и не смог… Ты вернулась из Питера? Сегодня дома будешь?
– Да, а почему ты спрашиваешь? – растерянно отозвалась она, совершенно забыв о том, что, оказывается, просила его позвонить.
– Хотел заехать в гости. Поздравить тебя и Ляльку с наступающим.
– Ты же поздравлял нас на прошлой неделе, – удивилась она. – Вон, у меня твоя бутылка шампанского до сих пор не выпита. И Ляльке подарок ты уже вручил…
– Да мы с парнями планировали под Новый год укатить в тур по Сибири, а тут Ромыч заболел. Куда мы без басиста? Пришлось всё переносить на следующий