И харкнув в сторону Бородатый Демон удалился так же стремительно, как и появился. Подробный видимо используемый в качестве подстраховки ушёл за ним следом. Всё оставшееся время хозработ Доктор ни с кем, не разговаривая молча рубил дрова. Казах пытался наладить диалог, но главный герой его игнорировал, ему было не до общения, ему было погано и «стрёмно»155. Ему было погано от того, что он, растерявшись не ответил ничего буром наехавшему на него Бородатому коню. Ему было «стрёмно» от того, что эту его проявленную слабость видели окружающие. И пока он молча рубил дрова то гонял по кругу произошедшую ситуацию накручивая себя и вспоминая дела давно минувших дней ведь у него под рукой был колун и каких-то лет пятнадцать назад, да ещё под хороший стакан он бы не задумываясь расписал бы этого недоделанного психотерапевта как Бог черепаху156, даже не обращая внимания на его свиту.

Док с молодых лет был очень физически сильным человеком. Эта сила досталась ему по наследству от отца и деда и прочувствовав её лет с восемнадцати он никогда не задумывался о том, что она может когда-нибудь закончиться. В молодости в своём родном микрорайоне, на работе и среди своих знакомых он пользовался репутацией человека, которому не стоило грубить и тем более задираться в особенности если он находился «подшофе». Молодыми работягами они со своим напарником здоровенным детиной Женькой ворочали вдвоём трёхсоткилограммовые агрегаты перед обомлевшими бывалыми мужиками с их бригады. А строя собственный дом он удивлял своих соседей то прогулками с соседней улицы с железнодорожными шпалами на плече, то силовым экстримом с неподъёмными металлоконструкциями, то невообразимыми упражнениями с железобетоном.

В двадцать пять лет после очередной уличной стычки, повлекшей за собой травму колена, он лишился способности не то, что применять в драке собственные ноги, но и просто возможности уверенно стоять на них. Через год ему прооперировали колено удалив оторвавшийся и сильно деформированный мениск. Ходить стало полегче, но о боевом применении ног нужно было забыть навсегда. А в тридцать лет разгрузив с жёсткого бодуна на собственной стройке машину леса за десять минут он, закуривши сигаретку с устатку узнал, где у него сердце. С горем пополам добравшись потом до города и через пару дней пройдя обследование в больнице Док выяснил, что непомерной физической нагрузкой в неподходящий момент он растянул себе аорту. Сбросив в пожарном порядке двадцать пять килограмм собственного лишнего веса и отказавшись от всех вредных привычек он смог за несколько месяцев избавиться от тяжести в груди и одышки при ходьбе. Но об навсегда утраченной былой физической форме ему оставалось теперь только с сожалением вспоминать.

Через пару лет после сердечной аварии в пьяной драке с тремя молодыми уродами он в полной мере осознал факт собственной неполноценности, когда в самый неподходящий момент сердце категорически напомнило о себе и он вынужден был капитулировать. Только своевременная помощь друзей спасла его тогда от позорной расправы. Док навсегда запомнил испытанное в тот момент ощущение беспомощности, безысходности и безнадёжности и до ужаса боялся повторения подобной ситуации. Поэтому последние годы главный герой побаивался и тщательно избегал былых удалецких забав. А для того, чтобы начать махать топором ему и раньше то был нужен как минимум стакан водки…

Когда они зашли с хозов в ограду Балагур, намывающий у маленькой бани картошку, ехидно сообщил Доктору:

– Вот! Тебе готовлю! – и показал на стоящую рядом пластиковую сумку из гипермаркета, наполненную уже помытой картошкой.

Оказывается, Алтайский Самородок назначил главному герою так называемый «картофельный тренинг», в рамках которого необходимо было повсюду двигаться с баулом картошки. Изначально ноша была достаточно весомой, но по условиям тренинга за каждую высказанную обиду в момент возникновения чувства тому, кто его вызывал разрешалось скинуть три картофелины в ведро на кухне. За несогласие и протест – соответственно две картошки, а за злость и гнев – одну. Простой и незатейливый тренинг, направленный прежде всего на преодоление пагубной привычки подавлять или скрывать свои истинные чувства вызвал у Доктора на фоне предшествующей стычки на хоздворе всплеск гнева, ненависти и неприязни по отношению к обидчику. А также у него возникло непреодолимое желание как следует бунтануть.

В этом и заключалось пагубное действие одного из ключевых дефектов характера свойственного практически всем зависимым людям – давления чувств. «Двигаясь на давлюхе» как здесь было принято называть эту модель поведения зависимымый человек не позволяя проживать себе свои истинные негативные чувства на соответствующем эмоциональном уровне, постепенно накапливал в себе невыносимый груз «помоечных» чувств. Это накопительство неминуемо либо вело его к эмоциональному взрыву, сопровождавшемуся как правило неправильными поступками, либо толкало в объятия химических веществ, либо оба возможных исхода происходили синхронно вместе.

Но в тот раз Глеб как ни в чём не бывало сам проговорил за Доктора как ясновидящий все испытываемые тем чувства и в качестве жеста доброй воли разрешил уже немедленно избавиться от шести картофелин. Пацаны, с которыми он поддерживал здесь общение все как один советовали ему не обострять ситуацию, а подчиниться. Фага сам только что отгонявший с этой приблудой сказал, что уже до вечера можно отделаться от грёбанной сумки, а Подробный с Борисычем подтвердили его слова сославшись на собственный опыт прохождения испытания.

Док от безвыходности согласился с их доводами отказавшись от собственных бунтарских идей и пройдя в зал уселся в мягкое кресло поставив картофельный баул рядом. На «сампо» он не мог ничего писать из-за невыносимых чувств, распирающих и жгущих его изнутри. На последующий за самоподготовкой обед он не соизволил даже сесть со всеми за стол демонстративно отказавшись несмотря на многочисленные приглашения. Аппетита у главного героя не то, что не было, а его ещё и подташнивало, и у него шумело в ушах вероятно от скачка артериального давления.

И вот тут ненавистный Бородатый Демон применил свой излюбленный приём противопоставления выбранного пациента остальному коллективу воспользовавшись в данном случае формальным поводом в виде отказа от обеда произнеся очередную пространную пафосную речь:

– Ладно если ты относишься лично ко мне как к недостойному твоего высочайшего внимания. Это моя работа я с этим смирился, и я это переживу. Но при чём здесь повар Пина вкладывавший душу в приготовление обеда?! При чём здесь дежурный старавшийся накрывая на стол?! При чём здесь вся группа, которой ты сейчас явно показываешь, что они все тебя не достойны?! Ты задумайся над своим поведением, а то ведь и мы в свою очередь