— А зачем, вы девушка, полезли в драку с сотрудниками полиции? Оказывали сопротивление при задержании? Вы же понимаете, что это статья серьезнее, чем хулиганство?

— Они собак дубинками разогнать пытались! — Всплескиваю руками, растирая от следов наручников.

— Потому что животные вели себя агрессивно… — задумчиво зачитывает что-то участковый по бумажке.

— Вот если вас не кормить пару дней, — я смеряю взглядом тучную фигуру мужчины, — а потом дать вкусного шашлыка, подождать пока вы его оближите и отобрать? Вы будете спокойно смотреть, как уносят тарелку? Ничего не скажите?

— Ну хватит! — Психует мужик. — Не строй из себя дуру. Давай звони родителям. Иначе — я тебя закрою на пятнадцать суток!

— Нету у меня никого… — тихо отзываюсь и сжимаю кулаки.

— Паспорт кто-то может привезти? — Вздыхает капитан, по-прежнему глядя на меня с брезгливостью.

— Нет… — мотаю головой. — В дом никого постороннего не пропустят, даже если ключ дам… — я закусываю губу от обиды.

Во мне сейчас спорят два голоса. Один уговаривает позвонить Ивану, а другой говорит не позориться и категорически этого не делать. Инге ребята уже звонили, я знаю. Она утром увидит пропущенные и все решит.

— Значит, будешь сидеть до прихода начальства, — щёлкает ручкой капитан.

В коридоре становятся слышны тяжелые шаги, и уже через секунду дверь за моей спиной резко распахивается.

Я оборачиваюсь, и не знаю, умереть мне от счастья прямо сейчас или подождать, а потом сгореть со стыда.

— Капитан Бобров… — Грозный заходит в чужой кабинет, как в свой. Он — хозяин. Всегда. Не признавать это — не возможно, поэтому участковый резво поднимается со стула и вытягивается.

Я чувствую, как от голоса Ивана волосики на моем теле тоже приветственно встают дыбом, и закусываю щеки изнутри, чтобы сдержать дебильную улыбку. Ему не все равно. Господи, как же я оказывается без него скучала.

— Вам же больше не нужна моя родственница. — Он даже не спрашивает, он давяще утверждает.

— Мы закончили, — кивает капитан, вдруг резко «стекая с лица», — только подписать осталось.

— Оля, — Иван кидает на меня гневный взгляд, — подожди за дверью. А кому подписать, здесь найдётся.

Грозный подходит к столу и подаёт капитану шариковую ручку.

Я встаю со стула и, пока отпускают, смываюсь в коридор.

Кожа чешется под театральным гримом. Ну, Римма Иннокентьевна, надеюсь, что зачёт я заслужила.

— Ты — прекрасна!

Я оборачиваюсь на сдавленны от смеха голос и вижу помощника Ивана с двумя охранниками, которые пялятся на меня во все глаза, даже не пытаясь скрыть шок.

— Я бы хотел тебя в этом образе сфотографировать, — тепло улыбается Виктор и подаёт мне упаковку влажных салфеток. — Держи, только глаза ими не три. Они антисептические.

— Спасибо, — бурчу. — А ребят отпустят? — Вскидываю на него глаза.

— Отпустят, — кивает Виктор, — не переживай.

Через десять минут мимо нас действительно проводят моих пятерых коллег.

Парни сильно напряжены, видимо, их, как всегда, приняли за ненатураллов и прессанули. Девчонки же совсем не выглядят испуганными, даже наоборот, с интересом стреляют глазами в мужиков вокруг меня.

— Все хорошо? — шепчу им в след.

Они, хихикая, кивают. Удивительно позитивные персонажи!

— С ними воспитательные беседы будет вести Инга, а вот тебе я не завидую. — Делает строгий голос Виктор.

Грозный выходит из кабинета через пять минут и кивает нам, чтобы шли следом.

Я всю дорогу до квартиры сижу тихой мышкой, просто наслаждаясь запахом туалетной воды Ивана в машине и иногда поглядывая на его суровый профиль.

А потом я стараюсь ничего романтичного себе не надумывать и не фантазировать, когда Грозный поднимается вместе со мной в квартиру.

— Отправляйся в душ, — его голос бьет строгостью по нервам. Но я почему-то все равно безумно рада, что Иван снова находится рядом со мной. — А пока будешь мыться, подумай над тем, что твоя выходка стоила мне сотню тысяч рублей.

— Я не специально… — вдыхаю, чтобы поведать ему свою версию событий, но он вскидывает руки.

— Сначала смой с себя все это, а то мне тоже кажется, что от тебя помойкой воняет.

Он уходит на кухню, а мне так хочется покуражиться, что я скидываю одежду прямо возле порога и дефилирую до душевой кабины уже в красивом нижнем белье.

В мою спину летят его горячие взгляды. От этого невербального, но ощутимого контакта, низ моего живота начинает тянуть возбуждением.

Нет, я ещё не знаю, как это — хотеть мужчину. Но Иван — единственный, с кем бы мне действительно хотелось получить свой первый опыт.

Я захожу в кабину и включаю душ. Долго смываю горячей водой грим, потом тру себя мочалкой, чтобы смыть ощущение камеры и вонючих лавок, на которых, вероятно, не раз бывали настоящие бомжи. Чищу зубы и выключаю воду. Замотавшись в большое полотенце, я выхожу на кухню к Ивану.

— Вкусно пахнет, — втягиваю в себя запах яичницы с помидорами.

— Знаешь, — он прищуривается, — ты — не только катастрофа. У тебя ещё и продукты умудряются пропасть прямо в холодильнике.

— Я мало кушала, — забираюсь на барный стул и хлопаю на Ивана глазами. — Что? — хмыкаю, — Даже не будешь ругаться?

Грозный выключает плиту. Закатывает рукава рубашки и опасно надвигается на меня.

— А зачем? — Мы врезаемся в друг друга взглядами. — Я тебя сейчас просто выпорю.

И он на полном серьезе начинает расстегивать пряжку и выдергивать ремень из шлеек джинс!

Мои глаза, как заворожённые следят за его пальцами. Если я хочу возмутиться, то прямо сейчас уже пора. Но я, кажется, хочу совершенно другого…

Оля

— Ты не посмеешь… — шепчу, но покрываюсь мурашками от звона пряжки.

— Ещё как посмею, — Иван зажимает ремень в руке, делает показательный шлепок и кладёт его передо мной на стол. — Пусть пока здесь полежит.

— Пусть, — киваю, дотрагиваясь до грубой кожи кончиками пальцев. Есть в этом действии какая-то интимность.

Воздух между нами тяжелеет.

— Что-то же должно тебя тормозить, раз замуж ты выходить не желаешь, а сама постоянно находишь приключения…

— Ммм… — с вызовом перебиваю его, — так это ошейник! А где поводок?

— Лучше закрой рот! — Предупреждающе рявкает, — Или я действительно разрисую твою задницу!

— Почему ты приехал? — Показательно сметаю рукой его ремень на пол и задерживаю дыхание, ожидая взрыва. Но мне очень важно услышать ответ. Глупое сердце выламывает грудную клетку.