какую-то физическую боль. Руки он держал за поясом. Редко кричал — как бы сдерживая себя, изредка поглаживал голый череп, — но тон его почти всегда исключал возражения. Это был человек, который слепо верил: все, что он делает, необходимо партии и государству»[30].

Вслед за собой Дукельский привел на работу в управление несколько знакомых из Воронежа, своего предыдущего места службы, таких же «искусствоведов в штатском», как и он сам. Все они походили один на другого и с пугающей регулярностью делали глупости, которые приписывались их начальнику. У того же и своих грешков хватало. Иногда в его лексиконе проскальзывала въевшаяся милицейская терминология. Бывало, секретарша сообщает, что к нему на прием пришел посетитель. «Введите!» — отвечал Дукельский. В другой раз, желая узнать у драматурга Климентия Минца, имелись ли у него соавторы, он спросил: «Вы писали один, или у вас были соучастники?»

Службист до мозга костей, фигура для того времени хорошо знакомая. Ни на шаг от инструкции, каждый приказ выполнять скрупулезно.

Когда Ромм снимал картину «Ленин в 1918 году», режиссера слегка покоробил один эпизод сценария: Сталин, войдя в кабинет вождя, по-хозяйски садится в кресло, а еще не оправившийся после ранения Владимир Ильич, словно бедный родственник, пристраивается сбоку на стуле.

При случае он сказал об этой алогичности Дукельскому. Так, мол, и так, Семен Семенович, глупистика получается.

— Какая еще глупистика? Где вы ее увидели? Интересно.

— Ну, как же. Раненый хозяин кабинета усаживает молодого и здорового Сталина в кресло, а сам примостился на стульчике. Нужно эту мизансцену построить иначе.

Услышав это, начальник главка посмотрел на собеседника слегка ошалелым взглядом, вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся с экземпляром сценария. Раскрыв его на нужном месте, показал Ромму:

— Вот, читайте.

Режиссер увидел резолюцию: «Очень хорошо. И. Сталин».

— Прочитали? — спросил Дукельский.

— Прочитал.

— Ну, так вот. Если вы измените в этой сцене хоть самую малость, будете отвечать по всей строгости закона. А картину я не приму.

Следует сказать и о полезных новациях. Бывший чекист принялся активно проводить в своем ведомстве административные реформы и вскоре добился для кино отраслевой самостоятельности: 23 марта 1938 года был учрежден Комитет по делам кинематографии. Дукельский многое изменил в системе управления и производства. Именно он ввел категории специалистов и тарифные ставки, ликвидировал систему процентных отчислений с сумм, получаемых прокатом, в пользу сценаристов и режиссеров. Вместо этого выплачивались постановочные и потиражные. Как ни странно, эта система сохранилась до наших дней.

Были у него и положительные черты характера. Например, он терпеть не мог подхалимажа. Одному известному режиссеру, который вошел в его кабинет, кланяясь с подобострастным видом, он строго сказал:

— Выйдите и войдите, как человек.

Семен Семенович беспрерывно фонтанировал идеями. Однако большинство из них заставляло вспомнить бедолагу из анекдота, сообщавшего ребе, что у него дохнут куры. В один прекрасный день Дукельский решил, что советским зрителям требуются исключительно фильмы о современности, а съемки всяких там «Анны Карениной» или «Суворова» нужно прекратить. Что мигом было сделано. Под горячую руку попала и «Пиковая дама». («Дама ваша убита, — ласково сказал Чекалинский».)

В третий раз Ромм к пушкинской повести не возвращался.

Много лет спустя Михаил Ильич рассказывал, что с «Пиковой дамой» у него связаны сплошные неприятности. Лишь когда после очередного афронта, то есть распоряжения Дукельского о прекращении съемок, он подчистую сжег все экземпляры сценария, горести прекратились. (Но, как нам теперь известно, рукописи не горят. Экземпляры сценария нашлись в архиве второго соавтора Э. Пенцлина и композитора С. Прокофьева. Те не были столь суеверными.)

…В июне 1939 года Дукельского назначили наркомом морского флота.

Через какое-то время к нему зашел художник кино Яков Ривош — требовалось получить разрешение министра на проведение морских съемок. Благополучно покончив с делами, они разговорились. Дукельский поведал о своей новой работе, затем поинтересовался, что сейчас происходит в кино. Выслушав рассказ Ривоша о бурных событиях, как всегда происходящих на студии, «повелитель морей» со вздохом сказал:

— Да. И там, и здесь приходится считаться со стихией.

В данном случае Дукельский прав, как никогда. Вся беда в том, что поведение стихии сплошь и рядом непредсказуемо. А стихийные явления, по большей части, приносят бедствия. Это относится не только к природным катаклизмам, не только к извержениям вулканов и наводнениям. Разрушительное действие они производят и в человеческом обществе. К ним можно отнести и уход человека из жизни. В частности, кончину артиста Бориса Щукина.

Это произошло 7 октября 1939 года. Выдающийся исполнитель роли Ленина, так много сделавший для успеха роммовской дилогии, Борис Васильевич умер в возрасте 45 лет от болезни сердца. Он так и не узнал, что Ромм задумал еще одну, третью картину из ленинского цикла.

Михаил Ильич постоянно следил за тем, что происходит в смежных с кино видах искусств. Особенно интересовался литературой. Хорошо знал классику, внимательно читал книжные новинки. Он любил проводить аналогии между фильмами и литературными произведениями. Вот, например, «Ленин в Октябре». Это картина эпического строения, много действующих лиц, важных событий, символики. Она сродни роману.

«Ленин в 1918 году», скорее, повесть. Временной отрезок здесь короче, событий охвачено меньше, стало быть, меньше эпизодов.

Значит, есть роман, повесть. Напрашивается трилогия, не хватает только рассказа, новеллы. Пускай будет меньше действующих лиц, зато о каждом можно рассказать подробно, представить разные характеры. По времени тоже не растягивать, все может произойти в один день. Что, если показать один день из жизни вождя, лидера, человека, который не только находится в центре событий, а является их инициатором? Вот на кого интересно посмотреть.

Таким образом, у Михаила Ильича появилась оригинальная идея — рассказать о Ленине, показав насыщенный разными событиями, напряженный день его жизни. Говоря по-киношному, крупным планом. Уже вырисовывались первые контуры будущей картины. Конкретно намечен один из дней 1922 года, когда вождь после тяжелой болезни вновь приступил к работе. Еще не окрепнув физически, он мобилизовал морально-волевые качества, чтобы люди не замечали последствий недуга. Страна находилась в тяжелом положении, требовалось давать ясные и четкие указания по поводу его улучшения. Хотя врачи разрешили ему работать не больше четырех часов в день, Ленин откровенно нарушал это предписание: трудился не покладая рук, вкалывал с утра до вечера. Лишь когда оставался один, не притворялся, позволял себе быть слабым и немощным. Все делал вяло, завтракал без аппетита, преодолевая слабость, медленно одевался. Но вот он входит в кабинет, начинает принимать посетителей, и перед зрителями снова энергичный, живо реагирующий на все новости Ленин. Посетители же к нему приходят самые разные: