Шрифт:
Интервал:
Закладка:
20 ноября 1959 года Сташинский сел на поезд в Москву. Как обычно, для пребывания в Советском Союзе он имел паспорт на имя Александра Антоновича Крылова. В отличие от апрельской поездки, багажа он вез намного больше: начальство считало, что визит в столицу СССР продлится самое меньшее до лета. Пограничники и таможенники, как правило, тщательно обыскивали вещи пассажиров, выискивая кофе и другие дефицитные товары. Но товарища Крылова они не тревожили. На его проездных документах стояла печать с номером воинской части – надежная защита от досмотра. Номер почтового ящика 42601 означал КГБ123.
Эта поездка в Москву открыла Сташинскому новые горизонты. Еще до обеда у Короткова он слышал от Деймона, что может получить от Лубянки назначение в Западную Европу. Теперь, казалось, мало что могло бы ему помешать. Продвижение по службе значило, что его научат исполнять другие задания – не только убивать, от чего Богдан твердо намерен был отказаться. Курсы в Москве давали возможность перевернуть эту страницу жизни и не повредить карьере в органах. Он знал, что уволиться нельзя: из КГБ, как из мафии, просто так никто не уходил. Да и не освоил он никакой гражданской профессии. Поэтому у Сташинского были большие надежды на предстоявшие в Москве встречи. Возник и немаловажный личный вопрос, дать ответ на который тоже могли только в Москве.
В Москве известие о гибели Бандеры встретили с ликованием. Немногословные заметки о происшествии публиковали только центральные газеты и далеко не на первых страницах, что не позволяло догадаться, насколько довольны были хозяева кремлевских кабинетов.
Но 3 ноября 1959 года, когда после убийства не прошло и трех недель, Президиум ЦК КПСС во главе с Никитой Хрущевым одобрил проект секретного указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении Богдана Сташинского боевым орденом Красного Знамени. Основанием для такого решения стал доклад КГБ, согласно которому этот сотрудник «выполнил несколько ответственных заданий, связанных с риском для жизни». Члены Президиума ЦК, осведомленные, о чем конкретно идет речь, проголосовали за поощрение агента, вернувшегося из опасной командировки за рубеж. Через три дня указ подписал маршал Климент Ворошилов, член Президиума ЦК и председатель Президиума Верховного Совета, – формальный глава государства. Решение дать Сташинскому столь престижную награду приняли на высшем уровне и в рекордно короткий срок124.
Не забыли и куратора Сташинского – Алексея Деймона, известного молодому орденоносцу под именем Сергея. Во время операции в Мюнхене он был подполковником и заместителем начальника отдела, занимавшегося в Карлсхорсте эмигрантами. 3 ноября – одновременно с указом Президиума Верховного Совета о награждении Сташинского – Деймону присвоили звание почетного сотрудника госбезопасности. На следующий день его досрочно произвели в полковники, признав «достигнутые успехи в работе с антисоветской эмиграцией»125.
Такую расторопность власти можно объяснить только одним – глубоким удовлетворением, которое испытал от вестей из Мюнхена Хрущев, настоящий глава государства. Вооруженное сопротивление на западе Украины не давало ему спокойно спать, пока он служил наместником Сталина в УССР. Первый секретарь ЦК КП(б)У горько сожалел о том, что Бандера сумел ускользнуть из тюрьмы в сентябре 1939 года, когда польское государство рухнуло под ударами двух армий согласно пакту Молотова – Риббентропа. Конца затяжной войны против бандеровцев Хрущеву ждать пришлось долго.
Павел Судоплатов, генерал МГБ, на счету которого было устранение Евгена Коновальца – первого руководителя ОУН, – вспоминал, что после смерти Сталина в 1953 году Хрущев потребовал от Берии немедленно удвоить усилия по ликвидации Бандеры. По настоянию Хрущева тот вызвал в Москву двух сестер лидера националистической эмиграции, которые отбывали заключение только за родство с Бандерой. Предполагалось убедить их наладить контакт с братом и вывести на него агента Лубянки в Германии. Не вышло. Убрав самого Берию в июне 1953 года, Хрущев нисколько не забыл о своем враге в Мюнхене. Судоплатов вспоминает, что Хрущев, принимая его вскоре после ареста Берии в присутствии других партийных руководителей, сказал: «Скоро мы попросим вас подготовить план ликвидации бандеровского руководства, стоящего во главе украинского фашистского движения в Западной Европе, которое имеет наглость оскорблять руководителей Советского Союза»126.
Судоплатова вскоре арестовали, и он провел за решеткой много лет. По его мнению, причиной стала роковая ошибка, допущенная им на упомянутой встрече с партийными вождями после падения Берии. Его попросили перечислить тех, кого он и его подручные убили по приказу Берии. Генерал назвал своих жертв, начиная с Коновальца. Зеленый свет на эти мокрые дела, по его словам, давали не только покойный Сталин и «разоблаченный шпион» Берия, но и те, кто слушал его отчет: Молотов, Хрущев и Булганин. Пытаясь отвести от себя обвинение в участии в заговоре Берии, Судоплатов разозлил вождей – ведь им не нужен был свидетель их соучастия в злодеяниях Сталина127.
Пристрастие Хрущева к решению проблем внутренней и внешней политики с помощью убийств разделяли далеко не все чины в органах ГБ – включая, видимо, и министра внутренних дел Берию. Весной 1953 года, в период между смертью Сталина и своим арестом, Судоплатов случайно услышал, как Лаврентий Павлович сказал Никите Сергеевичу по телефону: «Послушай, ты сам просил меня найти способ ликвидировать Бандеру, а сейчас ваш ЦК препятствует назначению в МВД компетентных работников, профессионалов по борьбе с национализмом». Эти слова не оставляют сомнения, что инициатива устранения Бандеры исходила именно от Хрущева. Воспоминания же ветеранов спецслужб позволяют предположить, что в их глазах Бандера становился все менее значимой фигурой в борьбе, продолжавшейся на западе Украины уже девять лет. Убийство лидеров националистической эмиграции никак не обеспечило бы победу. Напротив, чекисты предпочитали склонять их к сотрудничеству с режимом, чтобы они убедили самых упорных повстанцев сложить оружие. Однако Хрущеву такой подход был не по душе – он едва прислушивался к советам даже тех, кому вполне доверял.