- Мы будем прорабатывать все версии. Ещё нужно разобраться с матерью Алины.    

- Она умерла, ты же знаешь.     

- Знаю. Но исключать ничего не будем, тут важно не промахнуться.    

Володарский поднялся из-за стола, давая понять, что беседа окончена, но когда взял фоторобот, чтобы убрать его в папку, Ильинский попросил:    

- Не оставишь мне? Вдруг я что-то вспомню.    

- Без проблем. У меня этого добра хватит, чтобы весь город обклеить. Я тебя наберу позже.     

Борис кивнул Герману и вышел из кабинета. Ильинский же взял портрет и ещё раз всмотрелся в лицо, которое у него вызывало только отвращение вперемежку с дикой агрессией. Успокаивало только одно - они обязательно с ним встретятся. Иного просто не может быть.

Она не знала, сколько времени прошло с момента, как они с Алиной попали сюда. День? Два? А может, целая неделя?

В душном полутемном подвале, освещаемом единственной лампочкой, висящей под потолком, время текло тягуче-медленно, и в этом помещении без единого окна невозможно было понять, когда день сменяется ночью и наоборот. Она могла предполагать, какое сейчас было время суток только по тем моментам, когда к ним заходил их похититель, приносивший ей незамысловатую пищу – обычно это была яичница или пельмени, иногда – жареная картошка, отвратительно масляная, на которую было противно даже смотреть. Но главное – он приносил детское питание для Алины, и это помогало Нино держаться, хватаясь за мысль, что незнакомец, по крайней мере, не хочет ее девочке вреда. Во всяком случае, пока.

Спина продолжала болеть в том месте, где нож этого психа нанес ей порез. Периодически Нино лихорадило. Поначалу она боялась даже прикасаться к Алине, опасаясь, что ее состояние может быть заразным, но вскоре поняла, что причина плохого самочувствия кроется в ране на спине. Подойдя к старому, местами потертому и оттого дающему не совсем четкое изображение зеркалу, Нино обнаружила, что порез вздулся и по краям его скопился гной. От увиденного хотелось в ужасе закричать, но она сдержалась, боясь напугать своим криком Алину. Она знала, что ее девочка все чувствует и понимает. Она должна была ее уберечь.

Вот только что ждало их дальше? Герман уже наверняка вел поиски, и даже если сама она была, возможно, для него не столь важна, Нино знала, что ради Алины Ильинский перевернет небо и землю. Вспомнилось вдруг, каким было его лицо, когда он пришел в детскую после того, как получил бумаги, узаконившие его права на дочь – облегчение, гордость, радость – все неподдельные эмоции легко читались в его глазах. И Нино знала, что сейчас он наверняка сходит с ума, гадая, где и с кем находится Алина. И, возможно, проклинает ее, Нино, за то, что она позволила этому похищению случиться.

А ее собственная мама? Господи, полиция наверняка звонила маме. У Нино сжалось сердце при мысли о том, как та не спит ночами, переживая за нее, и, укрывшись давно поредевшей шалью, не сводит глаз со старого телефона, ожидая новостей о дочери. От бессилия сделать что-либо, чтобы успокоить единственного родного человека, хотелось выть. И реветь навзрыд от отчаяния и мысли, что если с ней что-то случится – ее больная мама останется совсем одна. И Нино прекрасно знала, что ни черта никто не позаботится о ней из одной лишь доброты душевной.

Все эти мысли толкали ее на отчаянные меры. Она должна была выбраться отсюда. Ради мамы, ради Алины, ради Германа. Который, возможно, хоть немного, но все же думал и о ней тоже.

Понаблюдав за похитителем некоторое время, Нино поняла, что их с Алиной единственный шанс обрести свободу – это каким-то образом застать его врасплох.

Она уже изучила обстановку подвала досконально и прекрасно знала, что он неплохо позаботился о том, чтобы в помещении не было ничего лишнего. Ничего такого, что она могла бы использовать против него, как оружие. В конце концов, ей не осталось ничего иного, как, борясь со слабостью, и подогревая себя гневом и отчаянием, из последних сил ломать единственный находившийся в комнате стул, чтобы отодрать от него ножку, которой она могла бы ударить этого мерзавца.

Затаившись за дверью, Нино ждала, когда он в очередной раз придет к ним. Превозмогая боль и слабость, она прислушивалась к каждому шороху и наконец услышала на лестнице тяжёлые шаги. Затаив дыхание, она поднялась на ноги и замерла с ножкой от стула в руках.

Но недооценила его. Так глупо, так наивно недооценила человека, который, абсолютно явно, готовился к этому похищению не день и не два.

Он приоткрыл дверь так, что образовалась лишь небольшая щель.

Она подняла над головой ножку стула.

Он молниеносно захлопнул и вновь распахнул дверь.

Она упала от полученного удара, больно стукнувшись спиной о стену.

- Ах ты, сука! – это были последние слова, которые Нино расслышала сквозь звон в ушах перед тем, как все вокруг нее померкло, сменившись темнотой.

Очнувшись, Нино обнаружила себя прикованной за одну руку к батарее. Все тело ломило, голова раскалывалась, и вновь напавший жар душил ее словно бы изнутри. Хотелось просто лежать и не двигаться, но мысль об Алине заставила ее резко разлепить глаза. Что, если этот психопат унес ее малышку, пока сама она была без сознания?!

К облегчению Нино, Алина обнаружилась рядом, в переносной колыбели, стоявшей на таком расстоянии, что она могла дотянуться до девочки свободной рукой. У колыбели стояли детская бутылочка, а также вода и тарелка с едой – очевидно для самой Нино. Стояли прямо на полу, точно миска для какой-нибудь собаки.

Вид пищи не вызвал в ней ничего, кроме отвращения. Страх, смешивающийся с лихорадкой, порождал в теле неконтролируемую дрожь. И самым пугающим во всём это было то, что теперь она потеряла даже самый призрачный шанс на свободу. Если только Герман не найдет их. Не найдет прежде, чем станет поздно.

Алина на удивление мирно спала. Нино не стала будить ее, чтобы покормить, вместо этого она просто протянула к ней руку и, коснувшись малышки, ощутила, что странным образом успокаивается. Главное, чтобы никто не забрал у нее Алину. Только бы ее никто не забрал…

- Просыпайся! – голос над ее головой прозвучал оглушительно-громко, и, резко дернувшись, Нино ударилась виском об обжигающе-горячую батарею. Прикусив губу, чтобы не вскрикнуть и ничем не выдать перед ним своей слабости, в первую очередь она убедилась, что Алина все ещё рядом с ней. Только теперь девочка уже не спала, а смотрела на незнакомца своими огромными глазами не по-детски серьёзно, словно бы даже настороженно, точно понимала, что этот человек таит в себе для них смертельную угрозу.

- Ты солгала мне, - сказал похититель обвиняющим тоном и тяжёлым, полным ненависти взглядом прошил Нино всю насквозь.

- В чем? – негромко прошелестела она пересохшими губами в ответ.

- Говори громче! – приказал он, наклоняясь, тем не менее, к ней ближе. Так близко, что она могла детально разглядеть красные жилки, проступившие на его глазах.