он. Страх окончательно развязал ему язык. — Я должен был её выкрасть и передать ему. Мне бы досталось несколько предметов. Из них я смог бы сделать прекрасные артефакты и обойти Богатырёвых!

— За оружие, бойцов и артефакты платил, конечно же, он? — хмуро поинтересовался у Германа Степан Аркадьевич.

— Да! — Литвин закивал. — И щедро платил! Очень щедро! Меня всё полностью устраивало. Чужие деньги, большие перспективы… Но у нас не получалось, и Ворон начинал злиться. Он заставил нанятых мной людей пойти в отель, где они попали на камеры, а потом отправил их в Чёрный дом. Никто из них не вернулся…

— Ну а потом он заставил тебя натравить их на меня, — закончил я за него.

— Именно так! И это пугало меня сильнее всего. Ведь все знают, как кроваво мстят Оскуритовы…

Я кровожадно ухмыльнулся, давая ему понять, что слухи основаны совсем не на пустом месте. Он затрясся пуще прежнего, а члены его семьи завыли в голос. Видимо, палку я всё-таки перегнул. Чувствую, что после сегодняшнего вечера слухов о кровожадности Оскуритовых будет гораздо больше…

— Кое-что меня смущает, — ровно, со сдержанной яростью, произнёс Степан Аркадьевич. — Откуда ты и твой Ворон были так хорошо осведомлены о наших планах, предметах, и о том, что Марк хранит их в сумке? Насколько мне известно, ни представители моей семьи, ни Марк об этом не распространялись…

Я повернулся к Герману. Вопрос и в самом деле был хороший…

— Дело в том, что… — Герман очевидно смутился. — Среди ваших приближённых был крот…

— Кто именно? — произнёс Степан Аркадьевич таким тоном, что становилось понятно — назови Литвин сейчас моё имя или даже имя Максима, и старший Богатырёв не поскупится на жестокое и кровавое наказание.

— Прохор, ваш слуга… — промямлил Герман.

— Ожидаемо… — выдохнул Степан Аркадьевич, как мне показалось, с облегчением. Но, тут же напустив привычную суровость, повернулся к своим бойцам. — Возвращайтесь в резиденцию. Возьмите Прохора. Пытать не надо. Но если популярно объясните ему, что его ждёт, возражать не стану…

— А если уже убёг? — спросил один из артефакторов, выступавший в качестве главного. — Прохор — пёс хитрый, мог уже и вещички собрать…

— Найти и притащить обратно. Остальное я уже сказал!

Степан Аркадьевич продолжал удивлять своей суровостью, но меня гораздо больше интересовал Герман.

— Ворон говорил, почему он это делает? Зачем ему предметы и почему он решил меня убить?

Мотивы этого пернатого и в самом деле оставались для меня большой тайной. Воробей ведь говорил, что они заинтересованы в том, чтобы я встал на их сторону! Попытка меня убить в этот план совсем не вписывалась. У них там что, каждый решает за себя и не в курсе, что делает другой?

— Нет, он ничего не говорил, — Герман покачал головой. — Лишь сказал, что делает это ради будущего, и что его «коллеги», как он их назвал, будут против. Но кто они, он не сказал. Он вообще очень мало говорил…

Коллеги будут против? Значит, моё предположение попало в точку. Воробей или не в курсе или просто не успел ему помешать…

— Марк, у вас есть ещё вопросы к этому… человеку? — спросил меня Степан Аркадьевич.

— Полагаю, что нет. Я достаточно его запугал, он рассказал всё, что знал. Мне от него больше ничего не надо.

— Да? Вы, Марк, проявляете крайнее благородство, не свойственное вашему Роду! Зато мне надо. Кое-что существенное, — старший Богатырёв нехорошо усмехнулся. — Твои люди, Герман, ворвались в мой дом. Нарушили священное правило артефакторов не нарушать личные границы. Попытались убить меня и моего внука. Искали способ, как лишить нас заслуженного преимущества. Ты ведь и сам понимаешь, что это означает, верно?

— Нарушение Кодекса артефакторов! — уверенно проблеял Герман.

— А вот хрен-то тебе! — почти нежно произнёс Степан Аркадьевич. — Ты перешёл все пределы, описанные в Кодексе. А значит, я имею право делать с тобой всё, что пожелаю…

Герман и все уцелевшие члены его семьи снова затряслись. Я думал, что умею пугать людей. Но до Степана Аркадьевича мне было ещё далеко!

— Прошу, не убивай…

— И не собираюсь! Но сделаю кое-что, чего ты боишься больше всего, — Богатырёв усмехнулся и сильно и уверенно, как будто выступал на сцене, произнёс: — По праву, данному мне Древним законом, я, Степан Богатырёв, забираю твоё имя и твоё дело. Отныне и навсегда ты и твоя семья принадлежите мне. Вы работаете на мою семью, служите ей и не имеете собственного имени. Вы рабы и слуги. До скончания веков…

Даже для меня, порядком повидавшего в двух мирах, это было чересчур. Совершенно никакой демократии и ни намёка на право частной собственности!

Даже на лице ожидавшего подобного исхода Германа отразился настоящий ужас.

— Но, Степан, может быть…

— Никаких может быть! — прогремел Богатырёв. — Или ты и члены твоей семьи приносите Клятву, или вас всех ждёт кровавая смерть! И ты знаешь, что я имею на это право.

Герман думал недолго. Наверное, и в самом деле понял, что Степан Аркадьевич не шутит и вполне способен привести свою угрозу в исполнение.

— Клянусь служить семье Богатырёвых! — произнёс он обречённо.

Следом за ним эти слова повторили все остальные члены его семьи. На решение всех формальностей понадобилось ещё минут десять, и мы наконец-то покинули этот мрачный дом.

— Как я понимаю, за один вечер ваш бизнес стал заметно крупнее, — заметил я, когда мы со Степаном Аркадьевичем и Максимом отошли в сторону от людей Богатырёвых, чтобы немного пошептаться.

— Понимаешь верно. Но только я этому не рад. Артефакторы — особое братство и воспринимают предательство особенно остро. Своим поступком Литвины нанесли мне ужасную рану, которую ничто не сможет залечить. И это я ещё молчу про Прохора. Проблему с ним мне только предстоит решить… — Старший Богатырёв печально вздохнул. — Марк, ты сильно сегодня нас выручил. Без тебя всё закончилось бы куда плачевнее. Можешь всегда рассчитывать на крепкое и самое выгодное сотрудничество с семьёй Богатырёвых! Ты будешь нашим самым любимым партнёром. Но забываться тебе не следует. Признаться, я тебе совсем не завидую…

— Это ещё почему? — Я насторожился.

Опыт подсказывал, что если Степан Аркадьевич что-то говорил, то к нему однозначно следовало прислушиваться!

— Ты и сам всё понимаешь, — старший Богатырёв печально улыбнулся. — Мы ведём скромный бизнес и ситуации, подобные сегодняшней, возникают очень редко. Ты же умудрился, прости старика за слова, вляпаться во что-то куда хуже. Не знаю, кому и как ты перешёл дорогу, но спокойно жизни не жди! Кто бы ни желал тебе смерти, он не успокоится, пока не получит, чего хочет…

— Да я, откровенно говоря, тоже не в восторге! — Слова Степана Аркадьевича меня не испугали. Всё, о чём он говорил, я и сам прекрасно знал. — Но тут ничего не поделаешь. Имя князя Оскуритова и мои уникальные способности всегда привлекали внимание…

— Я могу помочь тебе с охраной и качественными артефактами…

— Боитесь потерять главного поставщика? — не сумел я сдержать ухмылку.

— Если я скажу нет, то это будет ложью, — ответил мне такой же ухмылкой Богатырёв. — Но дело не только в этом. Что бы ни говорили про тебя и твой Род, ты отличный парень с огромным потенциалом. Не хотелось бы, чтобы твоя жизнь оборвалась так рано…

— Поверьте, мне бы тоже не хотелось! Сделаю всё возможное, чтобы этого не произошло.

На этом мы и попрощались. Мы со Степаном Аркадьевичем крепко пожали друг другу руки, а Максим дружески хлопнул меня по плечу.

— Увидимся в Академии!

Богатырёвы в сопровождении своих людей отправились в особняк разбираться с Прохором и новым бизнесом, а я помаршировал в другую сторону. И, увы, опять не в свой номер. Дела на сегодня ещё не закончены…

Глава 24

— Не ждала? — улыбнулся я, когда Морозова распахнула дверь.

— Думал меня удивить? — Она фыркнула, сверкнув при этом глазами. — Даже не надейся! Настоящего бойца и истинного Одарённого невозможно застать врасплох.

— Обязательно учту на будущее…

Она посторонилась, пропуская меня в дом.

Время было позднее, я едва держался на ногах и меньше всего хотел проводить вечер не в постели или за вкусным ужином в компании Анастасии, а на изматывающей тренировке с Морозовой. Но пропустить вторую подряд тренировку я не мог. Просто не позволила бы совесть!

Было и ещё одно обстоятельство. Сначала я этого не ощущал, но в груди с каждой минутой нарастал неприятный зуд. Ощущение было такое, как будто что-то внутри меня растёт и вот-вот вырвется наружу… А давать этому чему-то вырываться у меня не было