сигнал тревоги. Перед глазами возникла лошадь – на неё надевают шоры перед тем, как…

– Нет, не могу, – пристыженно ответил он.

Рука доктора нырнула в карман – он что-то извлёк и протянул на открытой ладони.

– Примите.

Томпсон, сняв перчатку, нашарил на руке доктора кусочек чего-то, на ощупь казавшийся шероховатой таблеткой.

– Что это?

Доктор кашлянул.

– Диэтиламид, смешанный с кое-каким нейролептиком. Моё собственное творение.

– Диэтиламид? – повторил Томпсон. – ЛСД?

Доктор нахмурился.

– Удивлён, что вы знаете.

После паузы он добавил:

– Вероятно, вы слышали и про день велосипеда?

Джеффри Томпсон, опустив в карманы руки, кивнул.

– Что вы хотите со мной сделать?

– Психоделическая терапия, при наилучшем раскладе поможет исследовать скрытые стороны вашей психики.

– Что вы пытаетесь узнать? Не псих ли я? Не я ли убил двух женщин в вашем доме?

Доктор кашлянул и поправил очки.

– Это абсолютно неизведанная практика, – сказал он. – Но если вам нечего скрывать, никакой опасности для вас нет.

– Ну да, ну да, – Томпсон нервически ухмыльнулся и пнул сугроб.

– Нейролептик, по моим расчётам, ослабит действие диэтиламида, мы будем плавать только на поверхности, без погружений.

– А если эти ваши расчёты ошибочны? Я утону или захочу прыгнуть, что тогда?

– Боюсь, тогда я не смогу вам помочь.

Это вызвало смех у Томпсона.

Доктор Джейкобс, потирая чёрную ленту в руке и выглядя совершенно спокойным и оттого напоминая изувера, сказал:

– Я буду вашим трип-ситтером, я прослежу, чтоб вы не упали.

Его тон привёл Томпсона в чувство.

Он вынул кулак из кармана и закинул белый кусочек в рот. На языке расплылся сладкий вкус. Томпсон закрыл глаза и почувствовал, как полоска атласа прижалась к его переносице и вискам. На затылке туго завязался узел.

Всё, что происходило в эту ночь, казалось Томпсону нездоровым сном, а теперь, когда вокруг сомкнулся ещё один слой темноты, это походило на сон во сне.

– Теперь у вас нет никого, кроме меня. Я – всё, на что вы можете рассчитывать…

2

К ещё большему ужасу Томпсона доктор раскрутил его до полной потери пространственной ориентации.

– Идите на мой голос.

Джеффри Томпсон вытянул перед собой руки и почувствовал себя невозможно глупо. Что, кроме ветра, он мог нащупать? Сделав шаг, он упал, рассеянно встал, отряхнулся.

Доктор Джейкобс – он ступал у самой кромки – подождал, пока Томпсон не начал идти.

– Что-нибудь видите?

– Боюсь, что нет.

– Вы очень близко к обрыву, шагните влево.

Томпсон шагнул, и это далось нелегко – ноги стали ватными.

– Помните, что бы ни случилось – не снимайте повязку!

3

Адам Карлсен забежал в пустую кухню.

Хлопнула дверь – Патрик закрылся в ванной. По артериям дома разлилось и растворилось эхо.

Карлсен глянул в окно, там никого.

Безумие какое-то. Ерунда.

Он взял стакан и налил себе воды.

На столе лежали колбасные объедки.

В животе заурчало.

Ерунда.

Карлсен прокрался в оранжерею, включил свет. В дальнем конце в ванне краснела вода. Юноша снял пальто, засучил рукава пижамы. Он только приступил к исследованию дна, как вдруг из гостиной раздались шаги.

Карлсен нырнул за большие кадки с монстерой.

Лязгнул хрусталь. Из декантера полилось в стакан. Глоток, затем ещё. Стакан вернулся на столик. Пауза.

– Я же выключала…

В помещение медленно вошла Барбара, Карлсен наблюдал из-за крупных листьев.

Пальто!

Она его не заметила.

Она сразу бросила взгляд на колышущуюся воду и подошла. Долго на неё смотрела. Выражение лица не менялось, оставалось привычно каменным.

Женщина встала на колени и запустила в ванну руки. Повозившись, тихо вскрикнула, словно укололась обо что-то. И достала из воды какой-то предмет.

Адам Карлсен нахмурился.

В руках, с которых стекали кровавые ручьи, Барбара держала гребень.

4

В какой-то момент кромка обрыва позабылась, стало нарастать отчуждение.

Томпсон не ожидал настолько быстрого эффекта.

На чёрном фоне его абсурдной слепоты возникли первые образы. Неясные переливы, похожие на волны или качающийся свет. Цвет был тоже неопределённый, переменчивый.

Это могло быть всего лишь результатом давления повязки на глазные яблоки, отчего, возможно, и рождались круги, силуэты, наплывающие и удаляющиеся.

Томпсон вспомнил слово – фосфены.

Но это могли быть и куда более серьёзные вещи…

– Харон. Вы знаете это имя?

Харон?

Ну да, это волны. Теперь на них болталась лодка. В ней кто-то был.

– Да, – ответил Томпсон, вдруг потеряв равновесие.

Всего одно слово!

Он решил, что будет говорить совсем кратко или будет молчать.

– Вы знаете, куда он направляется?

Слева нарисовалась пещера, к ней относило течением лодку.

Это будет больше одного слова.

Томпсон остановился, нащупал точку опоры и только тогда сказал:

– В царство мёртвых.

Уже лучше. Он будет делать остановки.

– Не останавливайтесь! – скомандовал доктор.

Его резкость едва не свалила Томпсона с ног.

– Кто плывёт с ним в лодке?

Там какой-то силуэт, какие-то пятна.

В Кенте их учили реакции на малейшее раздражение любой из сенсорных систем. Сейчас, когда нервы были вскрыты, те навыки усугубляли чувства, обостряли их, организм постепенно созревал до шокового состояния.

– Не знаю, – ответил Томпсон.

– Попытайтесь разглядеть.

С его мозгом играли, пинали его, как мяч.

Томпсон размахивал руками и пытался устоять.

– Тело, – сказал он.

– Чьё тело?

Пятна менялись на ходу, переливаясь из одного в другое, терялась их форма. Слова доктора каждый раз возвращали их к первоначальным образам. Томпсон постарался вглядеться…

ОБРЫВ!

Так внезапно всплыл в памяти!

Тело засомневалось, руки прижались к груди, ноги согнулись.

Томпсон испытал настоящий ужас.

Моментально проступил пот.

– Встаньте и идите!

Томпсон поднялся, вновь раскрыл тьме объятия и медленно продолжил идти.

– Чьё тело вы там видите?

Чьё оно? Ну, разумеется, это его мама. Он сразу понял, ещё до того, как всё поплыло. Он мысленно признался самому себе – легче было решиться прыгнуть! – что сам отгонял явные образы, они потому и без конца плыли.

– Тело мамы, – сказал он вслух.

Стало легче. Или он подумал, что стало, а мысль о пользе честности он себе внушал? Он действительно не понял.

– Её тело вы видели на игре с мячом?

Здесь не нужно быть гением, док! Её, её! Потому что Урсула крикнула «воскресенье» (тогда-то всё было кончено), а они давили на него, требовали – «кидай, кидай!»

Он и кинул им это тело, уже мёртвое…

– Да.

Стало легче? Нет.

– Ваша мама умерла в воскресенье?

Доктор всё записывал, все ходы в игре. Должно быть, потом это всё сидел расшифровывал.

Почему он помнил, что это было воскресенье? Пасха! Вот почему.

Стоял погожий день…

Шляпа Томпсона сорвалась и взмыла над пропастью.

– Да, – ответил он.

Почему, когда сказал это,