– Дела, – произнес озадаченный Никита. – Как ты из милиции-то выбралась?

– Так Валя за мной и пришла. – Холодильник снова открылся, Вика достала «Фанту». – Подруга все на себя взяла, а Валя меня забрала.

– Ты у нее, получается, работала уже?

– Дурак, – рассмеялась Вика. – Она так девочек собирает. Куда я теперь от нее денусь?

– Неправильно это как-то, – подумав, сказал Никита.

– А че? На зоне лучше сидеть? – снова легла рядом Вика.

– Все равно не понимаю, ты же здесь… – «Как в тюрьме», – хотел сказать Никита, но подобрал другое слово: – Не свободна.

– Здесь хорошо, безопасно, еще и деньги такие, что мне в жизни не заработать. Скоплю, а потом заживу как захочется. Ты вот свободен?

– Где вы клофелин-то брали? – не расслышал или не захотел отвечать Никита.

– Да в аптеке же, – тихо-тихо, дурачась, ответила Вика, приближаясь к его лицу.

Поцелуй был сладким от газировки и соленым от фисташек. Он обнял ее, а потом резко перевернул и оказался сверху. Она рассмеялась.

– Любви все возрасты покорны, но юным, девственным сердцам… – прорвался снизу Витин бас.

– Он что-нибудь еще знает?

– Когда пьяный, только это поет. Ты-то как убил, бандит?

– Да обычно, – потерял интерес к теме Никита.

– Говорят, твой Кит на Безымянском рынке фейерверками торгует.

– Шутишь?! – отпустил ее Никита.

– Бандит один за рулеткой рассказывал, – снова притянула его к себе Вика.

* * *

Хотя они старались не шуметь, спускаясь вниз, но Валя все равно их услышала. Она была в той же одежде, что и вчера, с помятым от похмелья лицом.

– Натанцевался, царевич? – глухо спросила она, отрываясь от стакана воды. – Чего крадетесь? Все равно ключи у меня.

Зал мерцал огоньками гирлянд, на столах грудились растерзанные раки, а на полу лежали бутылки из-под шампанского. Никита посмотрел на пустую коробку и удовлетворенно отметил, что подарок он выбрал верно. Думая, что он не видит, Вика и Валя обменялись короткими кивками. Никита правильно отнес это на свой счет, но ошибся в причине.

– Пойдем, выпущу тебя, Ромео, а ты, Куся, будь добра, убери салаты в холодильник.

* * *

С рассветом Никита въехал в город. В окно автомобиля он казался вымершим, но стоило остановиться во дворе, как пустой мир ожил. Капля сорвалась с ветки, точно за шиворот, пенсионер вышел выгуливать маленькую собаку, одинокий пьяный, петляя черной точкой, пошел домой, ворона заклевала мусор на канализационном люке, бутылка из-под шампанского с отстрелянным фейерверком, вставленным в горлышко, провалилась в подтаявший снег. Начинался 1995 год.

Всю дорогу Вова лежал на заднем сиденье «четверки» и, поругиваясь, сморкался.

– Вот объясни мне, Олег, – шмыгнув носом, сказал он. – Что пошло не так? Я стоял и стоял на этой долбаной площади, и в один день все как в яму провалилось. В меня стреляют, меня гоняют, лишают дома, денег, будущего. Скажи вот, что я сделал не так?

– Не знаю, – почти грубо отозвался Олег. – Ты мне деньги за январь за дачу не отдал.

– Ага, еще ты меня грабишь.

– Ты сам предложил.

– Да отдам, – в сотый раз высморкался Вова. – У тебя-то все в порядке…

– У меня?! – взорвался Олег. – С тех пор как ты в дверь вошел, у меня вообще все не в порядке. Бандиты кругом, твои знакомства сомнительные, баба эта жуткая меня запугивает, уголовники спаивают, сейчас опять едем непонятно к кому, и неизвестно, чем все кончится!

– Но деньги-то у тебя теперь есть, – рассмеялся Вова.

– Жена достала, откуда деньги, откуда? Двойная жизнь просто. Ты ей про чертежи какие-то наплел, а мне расхлебывать.

– Рассказал бы ей про фейерверки.

– Я рассказал, она еще больше переживает. Насмотрелась телевизора, ждет теперь, когда к нам рэкетиры с паяльником придут. Все, приехали. Объяснишь, кому мы платину отдаем? Опять бриллиант уголовного мира?

– Вроде того, – поднимаясь с заднего сиденья, кивнул Вова. – Я же тебе говорил, Сапожник – старый цеховик. Я ему золото с площади приносил.

Небольшой скверик скрывался за линией ларьков. Лавочки были сломаны еще в другие эпохи, что не мешало компаниям на них собираться. За голыми кустами мелькали темные силуэты и доносились нетрезвые голоса: низкое бормотание и взлет женского смеха или визга, оставлявшие в сомнениях, хорошо ли этим людям или плохо. Живя в высотке, Олег успел отвыкнуть от этих звуков, но пьяный гул, как птичий щебет или капель, не менялся со временем.

– Почему Сапожник? – обходя лужу, спросил Олег.

Вместо ответа Вова указал на старую вывеску «Ремонт обуви» и постучал в дверь.

– Добрый вечер, Иван Антонович, – как заклинание, произнес Вова, и внутри щелкнул засов.

– Проходи, Кит. – Крепкий мужик сразу повернулся к ним спиной и поспешил за высокий прилавок. – Не думал тебя больше увидеть. Бороду отрастил, как Емельян Пугачев.

– Мы по делу, Иван Антонович, по делу.

Внутри уютно пахло сапожным клеем, кожей и немного перегаром. На полках стояли сапоги, ботинки и туфли. Сам мастер явно любил выпить, и по этой причине возраст его оставался загадкой.

– Рассказывай, Кит, какие у тебя теперь до меня дела.

– Все те же, Иван Антонович. Хочу вам платину на переплавку отдать, с ювелиром договориться, под процент…

– Показывай, – чуть заметно взмахнул рукой Сапожник. Вова подошел к прилавку и положил слиток платины. Иван Антонович долго смотрел на нее, не решаясь притронуться, потом провел рукой по рту и прохрипел: – Откуда она у тебя?

– Купил, – видя неожиданную реакцию, осторожно ответил Вова.

– Погоди, – остановил его Сапожник, вышел из-за прилавка, запер дверь, потом ушел в подсобку и вернулся с фляжкой. – У вас один такой?

– Один.

– Не Цыганков вам продал?

– Мужик какой-то, я не знаю фамилии, – ответил Вова.

– Что же дать? Что ждать? – неразборчиво бормотал Сапожник. – Вам зачем ее плавить?

– На украшения, – встрял Олег.

– Не надо, не надо, – разволновался Иван Антонович. – Продайте мне, и никакой вам мороки с переплавкой. За сколько отдадите?

– Пятнадцать тысяч, – сказал Вова.

– У меня столько нет, – не отрывая взгляда от слитка, начал торговаться Сапожник. – Знаю, что вам надо. Я золотыми украшениями отдам. Два к одному по весу.

– Килограмм? – Вова переглянулся с Олегом и почти с сочувствием спросил: – Зачем она тебе так нужна?