Когда Качоппо в середине девяностых решил заняться одиночеством, он начал с того, что попросил несколько десятков студентов Университета штата Огайо заполнить анкету для оценки уровня одиночества по шкале, разработанной психологами Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе в конце семидесятых. Анкета состояла из двадцати вопросов. Как часто вы чувствуете, что «настроены на волну» окружающих вас людей? Как часто вы чувствуете, что вам не хватает дружеского общения? Как часто вы испытываете смущение? Как часто вы бываете уверены, что есть люди, к которым вы могли бы обратиться? Эта шкала позволила Качоппо и его команде разделить опрошенных на три группы: тех, кто в большой степени страдает от одиночества, тех, кто страдает от него меньше, и тех, кто практически не испытывает одиночества. Всех студентов снабдили пейджерами, которые они должны были все время носить с собой. Девять раз в день в течение недели на пейджер приходило сообщение, на которое испытуемый должен был ответить, – что он в настоящий момент делает и с кем, как он себя чувствует и некоторые другие подробности. В один из дней Качоппо брал у испытуемых кровь, подключал их к довольно громоздким аппаратам – миниатюрных машин тогда еще не было – и регистрировал параметры работы сердечно-сосудистой системы[148].

Результатом стали первые объективные данные о том, что физиологические функции изменяются в зависимости от уровня одиночества. У самых одиноких молодых людей оказался повышенным один из показателей работы сердечно-сосудистой системы – общее периферическое сопротивление сосудов (ОПСС), а этот показатель является главным фактором, определяющим уровень артериального давления. Когда артерии сужаются, сопротивление кровотоку возрастает; когда же они расширяются, сопротивление уменьшается. ОПСС оказалось значительно выше у студентов, в наибольшей степени страдавших от одиночества. Однако эти люди были молоды и за счет многих компенсирующих механизмов оставались здоровыми, но повышение ОПСС сулило им в будущем проблемы с сердцем. «Такое изменение регуляции физиологических функций со временем приведет этих людей к стойкому повышению артериального давления», – отмечает Хокли.

Когда Качоппо и Хокли перешли в Чикагский университет (он в 1999 году, а она немного позже), они получили возможность провести лонгитюдное (продолжительностью в 10 лет) исследование на ту же тему[149]. Его участниками стали 229 взрослых людей, которые каждый год проходили тщательное медицинское обследование, заполняли упомянутую анкету для оценки уровня одиночества, а также участвовали в собеседованиях о своих социальных сетях. Испытуемый должен был определить восемь-девять наиболее близких для себя людей, а затем ответить на множество вопросов о них. Возраст? Пол? Как часто вы видитесь? Насколько здоров этот человек? Насколько сильно он вам нравится? Знает ли человек А человека Б? Как насчет человека В и человека Г? «[Мы] вскрыли целый пласт непаханой целины, очень богатый источник ценных сведений об их социальных сетях», – говорит Хокли. Одно из первых открытий заключалось в том, что – как и предполагалось – ранние предостерегающие сигналы, связанные с одиночеством, обернулись в старшем возрасте большими проблемами. У одиноких пожилых людей артериальное давление оказалось гораздо выше, чем у тех, кто не чувствовал себя таковым.

Но одиночество ли вызывало эти физиологические изменения, или они были лишь сопутствующими феноменами? Может быть, какие-то иные клинические расстройства порождали как одиночество, так и артериальную гипертензию? В частности, ученые подозревали, что такой скрытой переменной могла быть депрессия. «Многие говорили: да, если вы страдаете депрессией, то, конечно же, будете одинокими. Вы просто не станете ни с кем общаться, в любой компании вас воспримут как безнадежного зануду, и так далее и тому подобное», – вспоминает Хокли. Они с Качоппо доказали, что может быть и по-другому. «Мы смогли увидеть, что усугубление одиночества в течение одного-двух лет вызывало усугубление симптомов депрессии». В конечном счете они смогли показать: если помочь человеку чувствовать себя не таким одиноким, то можно на самом деле обратить вспять прогрессирование депрессии. Это было убедительным свидетельством в пользу того, что с одиночеством стоит бороться.

В середине нулевых Качоппо и его коллеги составили устрашающий список факторов, угрожающих здоровью в связи с одиночеством. Помимо повышенной смертности и депрессии, как показали ученые, социальное отчуждение приводило к ухудшению качества сна, к повышению артериального давления, усиливало агрессивность и склонность к стрессогенной деятельности[150]. Другим ученым удалось обнаружить достоверные признаки того, что обширные и интенсивные социальные связи предохраняют от когнитивных нарушений и деменции, и наоборот[151].

Для того чтобы объяснить, почему одиночество оказывает столь мощное воздействие на здоровье, Качоппо обратился к изучению мозга. Он давно подозревал, что одним только фактором социальной поддержки невозможно в полной мере объяснить, как социальная интеграция или изоляция влияют на здоровье человека. «Головной мозг – это орган, формирующий, оценивающий, отслеживающий, поддерживающий, исправляющий и заменяющий оздоравливающие связи так же, как он регулирует физиологические ответы, определяющие физическое здоровье или, наоборот, повышение заболеваемости и смертности», – пояснял он[152].

Качоппо предложил смелую гипотезу, согласно которой одиночество начинается как приспособительная реакция. Так же как голод сигнализирует, что нам пора есть, так, возможно, и одиночество оповещает о том, что нам следует быть вместе с другими людьми; одиночество – это, следовательно, социальный эквивалент физической боли, голода и жажды. «Эволюция заставила нас не только хорошо себя чувствовать рядом с другими людьми, но и ощущать свою безопасность. Жизненно важным побочным продуктом является то, что та же эволюция заставила нас не просто плохо себя чувствовать в одиночестве, но и ощущать угрозу», – писал он[153]. Другими словами, по теории Качоппо, осознаваемая нами изоляция порождает чувство незащищенности. «Когда вы чувствуете, что находитесь на периферии социальной среды, это не просто заставляет вас испытывать печаль, – отмечал он, – это воспринимается как угроза выживанию. [Ваш] мозг переходит в режим самосохранения». В этом состоянии, подобно животному, оказавшемуся на периферии стада, вы начинаете сильнее переживать за себя, а не за тех, кто рядом с вами, вы становитесь сверхбдительными в отношении возможных социальных угроз. Для многих из нас это ощущение служит напоминанием о том, что следует позвонить другу. Но, к сожалению, для многих других, хронически одиноких, оно часто лишь усугубляет положение, так как ослабляет навыки социального поведения. «Сущность социальных навыков заключается в сохранении способности смотреть на мир с точки зрения других, а также испытывать эмпатию в отношении этих других», – говорил Качоппо. Делать это становится тем труднее, чем сильнее чувство одиночества.