просилась в ладонь. Цыбин отшвырнул её в угол.

– Правильно, – сказала Лилит. – Хорошее решение ты мне подсказываешь: я сильна; но – я не всеведуща и не вездесуща; поэтому – к чему множить сущности? И без того песчинки ипостасей рассыпаны по моей пустыне; но – в данной истории странным образом соединились странные персонажи: так соединим их в одно существо!

Так Цыбин (сам того не заметив) совершил нечто осмысленное: решил нерешаемое – уменьшил сущности в море бытия; а что мир не завопил от боли (как того Цыбин домогался) – так слишком всё было просто.

Не надо было быть Первоженщиной, чтобы так решать. И не надо быть убийцей (что, кстати, совсем невозможно), чтобы такие решения подсказывать.

– Итак, – сказала Великая Блудница. – «Моего» Адама всё равно убьют (убили, убивают); не важно – кто, не важно – каким образом; так совмещайтесь! Незачем тебе действительно идти по «твоей» России так называемым «бомжом» – будем считать, ты уже сходил за эту грань.

Так она приказала. Она имела в виду тогда ещё не написанный (мной) роман Путешествие из Санкт-Ленинграда в Бологое.

Мир подчинился. А «убийца мира» (сотворитель Киклопа) Цыбин пережил свои «странствия» – не странствуя (о-странился); итак, он вернулся.

Хотя, конечно, история его «Путешествия из Санкт-Ленинграда в Бологое» – ещё впереди.

Посмотрим, как это произойдёт! Как душа Первочеловека проснётся в нём. Проснётся в бомже (а он социально был совершенный бомж), вот только-только (то ли сегодня, то ли месяц назад, не всё ли равно?) вернувшимся в остраненый город Санкт-Ленинград.

Даже за миг до того, как его душа уступила место другой душе, он всё ещё был в этом своём искусственном отчаянии.

Даже за день до того, как его карма (цепь прижизненных реинкеарнаций) принудила его (его – который смог почти что раствориться в коллективном сознании нищей духом России) вернуться из сладкого (хотя и – как любая нищета – мучительного) небытия в реальный мир.

Это было ему (маленькому нано-божику) суждено: вот именно теперь вернуться в Санкт-Ленинград.

То есть! За вечность до того, как душа Первочеловека угнездилась в нём, он был прошлым (за-до-лго до возвращения в Санкт-Ленинград) убийцей по уму, был «право – по-достоевски, так сказать – имеющим». Поскольку положил себе считать себя живым нервом общественного организма.

Потом его карма – увела (не уводя) его от убийств. И из города на Неве он сбежал (не сбегая) бомжевать по России; но – не вышло у него (Лилит запретила)! Не возмог он обойтись без своего современного ему Петербурга.

Но! Всё у него получилось. Не бомжевал «этот» Цибин по России (бомжевал «другой» Цыбин); но – лишь для неё, а не для самой России.

А Великая Блудница – так и не поняла: Силы Стихий в человеке (свободные и всевластные) – это и есть личный ад; Да’нте, вернувшись из искусственного (личного) ада – оказался в аду всеобщем; иначе – к чему бы здесь Кербер?

Цыбин сотворил из поэта Киклопа – словно бы тщился избавиться от собственной сущности; мало того, что все мы носим маски (это уже общее место) – мы ещё и тщимся повесить свою маску на чужое (кармическое) место в готической пирамиде; отсюда, казалось бы, вывод: человечество (и мою Россию) спасать бессмысленно.

Нет никакого человечества (и никакой России) – есть коллекция масок; как только Цыбин (с окровавленной ручкой в ладони) сформулировал эту мысль, Великая Блудница велела ему:

– Ступай на своё место.

После чего убила его тело – изничтожив до пустоты; но – энергию ци убицы перебросив на «её место» (как в деяниях апостолов: Иуда – чтобы идти в «своё место»). Сама осталась с новосотворённым Кербрером: перестала парить над простыней и опустилась; впрочем, так и осталась на шпагате, ожидая пробуждения изувеченного любовника.

Переживёт ли своё (скорое) пробуждение одноглазый поэт Крякишев – неизвестно; но – всё сказано им самим: «Ибо опыт общения с женщиной есть опыт свидания с могилой».

Меж тем новопоселённый в современное тело Пентавер – определялся, куда ему отправиться для-ради воскресения всего миропорядка; впрочем – Лилит отправила ему подсказку (вместе с «прошлым, настоящим и будущим» убийцы Цыбина – без самого «телесного» душегуба Цыбина).

А вот что находиться в этих прошлом и будущем: принятые решения – ведь в принятии решений (и в любом деле, и в любом теле) не обойтись без практического и деятельного ума (и убийства «по уму» – решений отвергнутых); всё это не имеет смысла без самого первого решения: например – родиться в смерть (полагая – «выбрал» жизнь).

Что там приключилось (приключится или приключается) с Цыбиным во время бродяжничества по России, тоже будет или не будет упомянуто(чуть позже или чуть раньше) – не суть; сейчас нам важно, что перенесение его ци в Петавера имело причиной не только волю Великой Блудницы, но и внутреннюю эволюцию (персонификацию) всей совокупности всех этих личностей.

То есть: поэта на мосту между миров, убийцы отца-фараона Пентавера и «волю к власти» (энергию ци) серийного душегуба – из всего этого коптящего Огня и вылупился Феникс (или – вернулся в свой ад некий Да’нте); разве что: нельзя уж совсем в одну Воду и ту же зайти одним и тем же Огнём дважды.

Поэтому – вернулся он не в Петербург, а в именно Санкт-Ленинград.

Согласитесь: хорошая получилась кармическая смесь (прямо-таки спесь кармы); добавить к этой смеси еще провиденциальность Первочеловека (пусть даже эта добавка – всего лишь псевдо-Адам) – и по этому «образу и подобию» действительно можно было бы рассмотреть вопрос о воскрешении Царства Божьего СССР.

Разумеется – такое воскрешение (тоже, как и воскрешения псевдо-адамов) обречено на перманентную неудачу; но – кто сказал, что мы будем воскрешать только лишь СССР? Что это такое вообще: «воскресить» Божье Царство?

Речь идёт – о спасении всего человечества русскими. Ведь как-то так всегда получается – больше некому.

Потом (для нас сейчас главное) главное) – во всех этих сумбурных ипостасях тоже таится псевдо-Адам; поэтому – опять из неживых подземелий он вернулся в аид; а зачем именно – пока что сам он не ведал.

Потому (поначалу) – решил, что вернулся к банальным убийствам. А