для первого применения на своём, Степином, дяде. Вроде, десять-пятнадцать скинутых с объекта воздействия лет — это общий возможный результат за всё время использования данной чудесной магической практики. А на сколько происходит омоложение при каждом конкретном случае? Датчиков скинутых годов-то нет. Как определить? Только на глаз.

Из книг, прочитанных ещё во дворце, узнал, что каждое последующее воздействие слабее предыдущего, как принцип затухания волн при сопротивлении среды, но тем сильнее, чем больше был перерыв между применениями. Так что, каждый день омолаживать Ригера не стану, иначе уже через неделю его организм перестанет хоть как-то реагировать на любые омолаживающие плетения, даже если каждый раз использовать совершенно разные из них. Одно время меня так много пичкали антибиотиками, что ничто уже не брало. Вот и тут примерно тоже самое.

Мысли мешают сосредоточиться. Тяжёлая это работа, из болота тащить бегемота, то есть, смотреть одновременно обоими имеющимися теперь у меня зрениями, создавать вязь омоложения и при этом философствовать на отвлечённые темы. Да ещё и дядька смешит, пучит глаза будто бы у него запор. Так, всё, хватит.

Смотрю на рисунок и отрываю следующий жгутик. Казалось бы, при чём здесь энергия земли? А вот коричневая нить данной стихии в этом варианте плетения является центральной. Да уж, жаль, что у магии нет никакой внятной теории. Может мне однажды что-нибудь в голову придёт, как тому Менделееву представилась во сне его таблица. Всё же у меня мозги немного по другому работают, чем у здешних аборигенов, и знаний там много неизвестных в Паргее. Что-нибудь из них пригодится, к гадалке не ходи.

Прямо перед своей кончиной только узнал, что, оказывается, великий химик был тестем нашего замечательного поэта Александра Блока. Чёрт, о чём я думаю? Наверное, всё-таки волнуюсь немного. Так, теперь пошли зелёные жгутики, отрываю их поочерёдно с белыми, связующими, и присоединяю к остальным — коричневой, двумя оттенками синего и ярко оранжевой.

Размер плетения не важен, просто, если делать его слишком маленьким, то сложно правильно расположить и связать нити, а если чересчур большим — затратишь много лишней энергии с тем же результатом. Выбираю средний масштаб — примерно величиной с голову, тем более, что и по форме этот вариант омоложения напоминает эту часть тела, правда, как у Чиполино в мультфильме, с такой же ботвой сверху. Место наложения тоже роли не играет. Выбрал грудь дядюшки из-за удобства.

Заглянувший в операционную палату, в которую временно превратился мой кабинет, секретарь едва не сорвал ход процесса уже по его завершению, но брат Сергий вовремя сообразил, что не нужно мне мешать, и быстро исчез.

Итак? Ну, помолясь Создателю, замыкаем контур, и, вуаля, готово!

— Ох ты ж. — выдохнул Ригер. — Я…

— Не говори ничего. — сажусь рядом и прижимаюсь к опекуну, заменившему Степу родителей. Демонстрирую дядьке свою признательность за всё, что он для меня сделал. Мне бы на его месте было приятно, если бы воспитанник оказался благодарным и достойным затраченных на него трудов, заботы и воспитания. Пусть порадуется, он реально заслужил моего к нему хорошего отношения. — Это лишь малая толика того, чем я готов тебе отплатить за твою доброту, дядя.

Мужик-то расчувствовался, чуть носом не всхлипнул. А вот это уже лишнее. Не солидно для старшего сержанта гвардии так себя вести.

Конечно же, понять его можно. Любое омолаживающее заклинание естественным образом ещё и немного исцеляет, как целебное чуть-чуть молодит. Так что, и без зеркала Ригер чувствует произошедшее с ним изменение — обретение свежих сил и здоровья.

Я же стараюсь хоть приблизительно понять, сколько лет он скинул. Пять? Нет, пожалуй, больше. Годков семь, память Степа мне немного помогает.

Морщины на лице разгладились, волосы потемнели, и вообще, орёл, хоть сейчас в небеса пусть воспарит.

Он мои мысли читает? Вытирает глаза рукавом, встаёт и кланяется, будто перед ним статуя Создателя. Это лишнее. Хотя, чего уж перед собой-то лукавить, приятно чувствовать себя немного волшебником.

— Степ, милорд, мог ли я когда-нибудь надеяться…

— Как раз ты-то и мог. — поднимаюсь следом. — Хотя шансов, что меня признают, было совсем мало. Ведь так? Ну, что случилось, то случилось. Тебя твои бойцы ждут. — напоминаю с улыбкой. — Ты заходи, если что. Не нужно ждать моего вызова.

Проводив бывшего опекуна и с опасением — не лопнула бы девочка — посмотрев на Юльку, поедающую в сухомятку булочку на диване в углу приёмной, спрашиваю Сергия:

— Что за срочность была?

— Ничего, милорд. Доложить хотел. Приходил брат Евлампий…

— А это у нас кто?

— Помощник управляющего по ремесленным делам. Сообщил, что ваше распоряжение по карцеру для милорда Монского выполнено. И книги ему принесли. Пойдёте смотреть, как там всё сделано?

— Обязательно, но уже не сегодня. Как у тебя с художеством идут дела? — киваю на его стол, где в беспорядке разложены манускрипт, листы бумаги, перья, кисточки, разноцветные чернила и краски. — Долго ещё плетение блокировки будешь рожать, в смысле, копировать?

— Я бы уже сделал. — смутился секретарь. — Да двух оттенков не было. Самому пришлось смешивать и подбирать. Чернила-то только чёрные и красные, а всё остальное — красками. Глянете?

Дураку полработы не показывают, но милорд Неллерский далеко не глуп, а, во-вторых, не собираюсь всем подряд премудростям учить. Кое-что должно оставаться лишь в моём личном распоряжении.

— Что ж, показывай.

Подхожу к столу и смотрю неоконченный где-то на треть рисунок, сравнивая его с книжным оригиналом.

— Видите, вот тут серый жгутик. С ним намучился тон подбирать. Надо же, чтобы ещё и свойство краска сохранила, не меняться со временем. — да, вот в чём монастырские библиотекари преуспели, так это в создании устойчивости красок. — А у вас есть такой оттенок.

— Что у меня есть, чего нет, то тебя не касается. Запомнишь или запишешь?

Юлька в углу фыркнула. Что она здесь трётся? Заняться что ли нечем? Так у неё дружок сейчас скучает на посту возле крыльца гостиницы, могла бы пойти, развлечь его разговором, благо, здешние армейские порядки не запрещают караульным