— Мы?

— Ну, или я, или брат Валерий. Но наш библиотекарь не хочет этим заниматься. Говорит, плохо видит, хотя брат Симон, я знаю, часто его исцеляет. Просто, ну, как сказать…

— Так и скажи, увиливает. И о чём же сестра брата Игоря пишет?

— Вот. — он наморщился, разбирая каракули. — Здоровье их тётки, выросшие цены на продукты, привет от… а вот оно! Все там ждут скорого вторжения виргийцев!

— Тоже мне новость. — досадливо морщусь. Только время теряю. — Они по три-четыре раза каждый год нападают, как и наши славные воины на земли этих негодяев.

— Да нет же, ваше преподобие. Она тут пишет, что, слухи идут, северяне большое войско собрали, не как обычно.

Вздыхаю. Раз уж простая тётка-торговка о приготовлениях виргийцев слышала, значит и командование королевской армии Кранца давно в курсе. Это их хлеб, пусть генералы и думают. У настоятеля готлинского монастыря своих забот хватает. Что отнюдь не отменяет моих намерений повысить боеготовность вверенной мне обители.

— Сообщи лейтенанту Максу. Да, и скажи, что я прошу, не требую — понял? — а прошу, если у него нет важных дел, перенести нашу с ним тренировку на десять, перед обедом. Потому что после в подземелье пойду, с еретиками разбираться. Ты, кстати, со мной отправишься. Больше ничего нового, тревожащего?

— Срочного или важного нет.

— И ладно. Юлька! — реву белугой, потому что служанка сейчас в трёх комнатах от приёмной, чистит серебро.

— Да, ваше преподобие. — появляется быстро и с улыбкой.

Хорошо, что не влюбчивая, не хватало ещё мне её воздыханий. От благодарности до любви всего-то полшажочка. Спасает, полагаю, осознание девчонкой огромной разницы в наших социальных статусах.

— Кувшин воды из нашего святого источника принесла? — смотрю, кивает. — Тогда бери его и пошли за мной.

Я выбрал самое сложное из всех обнаруженных плетений блокировки. Зато это заклинание продержится не менее девяти часов, местных часов, когда сутки делятся не на двадцать четыре части, а на двадцать, что означает, если сейчас наложу блокировку, а потом вечером, то следующее обновление завтра утром. Успеваю и повседневные дела выполнить и поспать спокойно.

Вспышки агрессии у одержимых случаются не реже одного раза в сутки. Вот и посмотрим пару дней, работает ли моя задумка или нет. Понятно, вечно я не стану караулить при милорде Монском. Главная надежда, что пойдёт процесс исправления дефекта источника.

Когда пришли к карцерам, забрал у девчонки кувшин и отослал её обратно.

— Ты тоже иди отсюда. — говорю дежурному слуге. — Вон, в конце коридора погуляй. Не люблю, когда у меня за спиной топчутся. Милорд? — заглядываю в окошко. — Как дела?

Карл слышал мои разговоры и стоял уже возле двери. Синяков и ссадин на нём не вижу, хотя, кто знает, что у него на скрытых под одеждой частях тела?

— Милорд? — зеркалит он моё к нему обращение. На губах одержимого улыбка. — Всё очень хорошо. Давно я себя не чувствовал так замечательно. Симон исцелил вчера, а ночной припадок прошёл почти без последствий. — он демонстративно оглядел камеру, кругом покрытую тюфяками, набитыми сеном и тряпками. — Даже не знаю, как тебя благодарить.

— Благодарить будешь, когда исцелишься. Извини, но тебе нужно отойти от двери. Поставлю кувшин в комнату.

О мерах безопасности забывать не следует, Карла в любой момент может накрыть безумием.

— Знаешь, — одержимый опять вернулся к двери, едва я её закрыл. — мне не хочется обольщать себя надеждой. Уверен, у нас наверняка ничего не получится. Но, я всё равно никогда не забуду, что ты для меня делаешь. А, если же, вдруг действительно случится чудо, вроде тех, которыми всех удивлял Создатель, то у тебя не будет более верного друга, чем я. Клянусь в этом.

О дворянской чести, об клятвах благородного сословия, о незыблемой верности этим обещаниям читал в разных книгах, да только уверен, что в реальной жизни всё гораздо сложнее и не так пафосно, как любили преподносить авторы в моём родном мире. Хочется тебе верить, Карл, но посмотрим, что дальше будет. Для начала надо тебя исцелить. Ну? Приступим?

— Разве услуга, которая уже оказана, чего-нибудь стоит? — я разглядываю ещё раз рисунок плетения и читаю пояснительную записку к нему.

— Степ, ты странно рассуждаешь. Поверь, мне действительно…

— Так я вырос в подворотне. Ну, почти в подворотне. Не знал? Сейчас расскажу. Ты пока святой водичкой вымой шею, прежде чем на неё плетение блокировки ляжет.

Напускаю туману на свои действия. Не хочу преждевременно прослыть великим целителем одержимых. Пусть увечных магов не так уж и много, но очередь выстроится как когда-то стояли в мавзолей Ленина. А оно мне надо? Пусть лучше на живительную силу готлинского источника больше списывают, а я в сторонке постою. Пока.

Кажется, делю шкуру неубитого медведя. Ещё никто никого не исцелил. Вот как получится задуманное, тогда и решу, в каком свете всё преподнести.

— Вижу, ты серьёзно говоришь. — посмотрел Карл на меня внимательно, омывая шею, как ему и было сказано. — Разве герцог не взял тебя в свой замок сразу после рождения?

— Говорю же, нет.

Да уж, до Юлия Цезаря мне далеко. В том смысле, что рассказывать пациенту свою историю и одновременно сосредоточиться на магии у меня не получается. Приходится прервать наш разговор.

В отличие от магических ядер, плетения видят все одарённые. Хотя в выбранном мною заклинании присутствуют нити всего одиннадцати оттенков, всё же, если кто-нибудь из магов увидит и запомнит, какие именно, то при создании мною амулетов, где придётся применять и другие цвета, возникнут опасные для меня вопросы. Так что, поставлю-ка я сюда пост из моих гвардейцев с приказом никого из братьев до исцеления одержимого к нему не подпускать.

Самым сложным оказалось в самом начале свести между собой концы тёмно-зелёной, самой мощной из существующих, целебной магической нитью.