неизвестно. Наши инспекторы по большей части уважением пользуются и почетом, а когда бы его и не имели, от введения новой должности уважения им не прибавится. Министр вообще полагает, что училища в глазах общества низко пали. Не знаю, прав ли он по отношению к России. Но по отношению к нам он заблуждается очень сильно. Восьмилетние труды наши помогли преодолеть предубеждение, поначалу существовавшее; училища наши процветают, а публика в этом уверена. Оставьте же нам первоначальное устройство, сделайте в указе исключение для наших губерний. Вы ведь уже так поступили однажды, когда в Устав учебных заведений внесли важные изменения по нашей просьбе[593]. Успех справедливость тогдашней меры подтвердил; то же и сегодня повторится. Проекты указов сочинять легко, но судить об их воздействии на опыте – задача куда более трудная, и разрешить ее только на местах можно. В подобных случаях должен министр непременно с университетами советоваться. Благоволите, мой Возлюбленный, не разрушать плод наших усердных трудов восьмилетних; позвольте институту нашему укрепиться, не колебля его новыми потрясениями, после того как он от первых устоял; настала, наконец, пора нас в покое оставить.

Стоило мне большого труда это представление согласовать с Советом университета; каждый из членов совершенно убежден в его необходимости, но многих смущает мысль, что Вы на нас до сих пор сердиты из-за дела князя Лобанова. Я их успокоил; сказал им, что Вы слишком справедливы для того, чтобы эти две столь разные вещи смешивать, сердце у Вас слишком доброе, чтобы, однажды покарав, продолжать гневаться. Подтвердите мои слова; не просто удовлетворите нашу просьбу, но благоволите выразить нам Ваше удовлетворение нашими действиями, ведь они, уверяю Вас, доказывают лучше, чем робкое и преступное молчание, любовь нашу к общественному благу и к Вашей особе.

Официальное представление с этой же почтой отправляется. Благоволите его к себе затребовать, если Вам его в первые же дни не покажут. Дело не терпит отлагательств; если Вы решения сразу не примете, вынуждены мы будем покориться.

Досаждаю Вам и это чувствую; но в том моя участь, как Ваша участь – императором быть. Не поминайте лихом

Вашего Паррота.

173. Г. Ф. Паррот – Александру I

Санкт-Петербург, 30 декабря 1811 г.

Только что приехал я в Петербург. Имею лишь одно желание – увидеться с моим Возлюбленным, который мне уже 15 месяцев знаков жизни не подавал, хотя сердце мое в них испытывало столь острую нужду. Множество важных предметов хочу Вам представить <их осуществление потребует слишком много>; благоволите мне уделить <как можно раньше> вскоре один из тех восхитительных часов, которые составляют счастье моей жизни, если возможно, еще прежде Нового года, дабы с началом года смог я начать труды свои для Вас. – С какой радостью получу после столь долгого перерыва первые строки, Вашей рукой набросанные! Не прекращайте никогда любить существо, которое в жизни или в смерти всецело Вам принадлежит.

Ваш Паррот

174. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 3 января 1812 г.

Позвольте мне, Возлюбленный, о себе напомнить. Занятия Ваши слишком многочисленны для того, чтобы не боялся я быть забытым; благоволите мне несколько слов написать и уверить, что буду я иметь счастье Вас увидеть. Изъян физика – во всем определенности добиваться; слабость человека чувствительного – от неопределенности страдать. Будьте снисходительны к этому изъяну, свойственному, как Вам известно,

Вашему Парроту.

175. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 7 января 1812 г.

Вот уже девять дней, как я здесь нахожусь, тратя без всякой пользы деньги, необходимые для содержания семейства моего, и даже узнать не могу, хотите Вы меня видеть или нет. Если впал я у Вас в немилость, благоволите по крайней мере мне об том сообщить. Сердцем угадать не могу, чем я немилость заслужил, не говоря уж о презрении, о каком мне Ваше полное молчание говорит. – Презрение! Великий Боже! Вспомните, как часто Вы меня прежде уверяли, что мое уважение, мою привязанность цените очень высоко, как годом раньше разбранили меня за сомнения в Ваших чувствах на мой счет.

Если можете меня в чем-то упрекнуть, справедливо или нет, упрекните. Если в чем-то я перед Вами виноват, охотно это признаю; если же нет на мне вины, сердце Ваше избавится от подозрения, которое, должно быть, Вас самого мучит.

Сами Вы должны желать решить, как Вы ко мне относитесь. Каким бы виноватым я Вам ни казался – Боже мой! я, виноватым перед Вами! – Вам самому на руку понять, в чем тут дело. Поверьте, добиваясь от Вас решения, я о Вашем благополучии пекусь по крайней мере не меньше, чем о своем. Осмелюсь Вам предсказать, что наступит день, когда, узрев, какая ужасная пустота Вас окружает, тщетно станет Ваше сердце искать друга, кому сможет поведать тайные горести, жгучие муки, которые только излияниями дружбы излечиваются. Тогда пожалеет оно о том, что презрело единственного друга, который в течение девяти лет одержим был желанием оставаться таковым. Мои страдания оттого, что я Вас потерял, Вам радости не принесут. – О, как я страдаю уже теперь, выводя эти слова!

Ваш верный Паррот

176. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 13 января 1812 г.

Вы меня о терпении попросили четыре дня назад. Поверьте, мой Возлюбленный, что мне ни терпения, ни настойчивости не занимать. Но у меня только и есть времени свободного, что эти каникулы. В последний день января обязан быть на посту, а осуществление тех важных проектов, какие я Вам представить намерен, потребует моего здесь присутствия в течение нескольких недель. Благоволите бросить взгляд на мое положение. Поездка моя неофициальная и официальной быть не может; мало того, что я деньги трачу попусту, но и пребывание мое здесь могу продлить только вследствие Ваших точных приказаний. Снедаемый желанием Вам пользу принести, всегда оказываюсь, как говорится, между двух стульев и потому без опоры. При каждом новом усилии рискую рухнуть. – О, поверьте, что и настойчивости, и терпения у меня вдоволь, и если я Вас поспешить прошу, имею на то причины серьезные. Беглый взгляд на предложения, какие я Вам уже столько лет делаю, убедит Вас без сомнения, что я Вас не пустяками занять хочу.

Не оставайтесь глухи к речам

Вашего Паррота.

177. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 25 января 1812 г.

Мне здесь всего несколько дней жить осталось, ибо долг предписывает 1 февраля в Дерпте находиться. Скажите же наконец, умоляю Вас, желаете ли Вы меня видеть.