Мне бы порадоваться, что не придется рисовать здоровенных лошадей, но вместо этого я вдруг ощутил укол ревности.

— А если картоньер окажется никудышный? Переиначит все по-своему и загубит мой труд?

— Он не посмеет отступить от эскиза, который одобрил Жан Ле Вист, а что до мелких переделок — они всегда только на пользу. Ты, кстати, сколько нарисовал эскизов, Никола? По моим подсчетам, только один — с гербом.

— Зато я все сделал самостоятельно от начала и до конца — без всякого картоньера. Справлюсь и на этот раз.

— Эти шпалеры — другое дело. Без умелого картоньера не обойтись. И еще, пока не забыл. На коврах непременно должны быть гербы Ле Виста. Таково требование сеньора.

— Сеньор действительно сражался со швейцарцами?

Леон хмыкнул:

— Во время битвы при Нанси Жан Ле Вист находился на другом конце Франции, трудился во благо короны. Но не все ли равно? Пусть его гербы украшают чьи-нибудь флаги и щиты. Ты, наверное, захочешь поглядеть на батальные картины. Разыщи печатника Жерара на улице Вьей-дю-Тампль — у него есть подходящая книга с гравюрами. Я его предупрежу. А теперь промерь как следует стены, а я, пожалуй, откланяюсь. Если что не ясно, заходи, а так жду тебя самое позднее в Вербное воскресенье. Если у меня появятся замечания, у тебя должен быть запас времени, чтобы внести поправки до встречи с монсеньором.

Леон-старик был воистину глазами Жана Ле Виста. Надо ему угодить: если он одобрит — это, считай, все равно что одобрит Ле Вист.

На языке у меня вертелся вопрос:

— Почему заказ отдали именно мне?

Леон потуже запахнул полы простого коричневого кафтана — ему не полагалось отделывать платье меховой опушкой.

— Это не мое решение. Будь моя воля, я бы присмотрел художника более опытного либо отправился прямиком к ткачу — у них имеются образцы эскизов на выбор, вполне пристойных. Так дешевле и совсем неплохо. — Леон был, как всегда, прямолинеен.

— Значит, так захотел Жан Ле Вист?

— Скоро сам узнаешь. Итак, жду тебя завтра у себя — подпишешь бумаги и получишь деньги.

— Но мы так и не договорились о цене.

— Неужели? Знаешь, Никола, бывают заказы, от которых художники не отказываются.

Он еще раз взглянул на меня и вышел.

Он прав. И какая муха меня укусила — не мне же, в конце концов, ткать эти шпалеры. Плата более или менее сносная. Леон не так уж сильно сбил мою цену. Если, конечно, речь идет не о парижских ливрах, вдруг усомнился я.

Я покосился на стены, которые мне предстояло убрать богатым покровом. Два месяца корпеть над лошадьми и всадниками! Я промерил комнату шагами, сначала вдоль, затем поперек. Получилось двенадцать на шесть. Затем вскарабкался на стул и попытался дотянуться до потолка. Безуспешно. Поставил стул на место и почесал в затылке, потом залез на дубовый стол и потянулся вверх — до потолка оставалось расстояние, равное по меньшей мере моему росту.

Я размышлял, где бы достать длинный шест, чтобы померить высоту потолка, когда у меня за спиной раздался шорох. Я обернулся. В дверях стояла девушка и глядела на меня во все глаза. Хорошенькая — матовая кожа, высокий лоб, тонкий нос, волосы цвета меда, ясные глаза. В жизни таких не видал. Я даже слегка обомлел.

— Здравствуй, красавица, — выговорил я наконец.

Девушка хихикнула и переступила с ноги на ногу.

На ней было простое голубое платье с тугим корсажем, квадратным вырезом и узкими рукавами. Добротная шерсть, ладный крой, только ткань без узоров. На голове такое же однотонное покрывало, волосы длинные, почти до пояса. Явно не прислуга: достаточно сравнить со служанкой, что чистила камин. Может, камеристка?

— Тебя хочет видеть госпожа, — сказала она и, прыснув, убежала прочь.

Я даже бровью не повел. Жизненный опыт мне подсказывал, что надо стоять где стоишь и тогда собаки, соколы и девушки обязательно вернутся обратно. Ее шаги зазвучали в соседней комнате. Потом все стихло. В следующий миг опять раздался топоток, и девушка появилась в дверях.

— Ты идешь? — улыбнулась она.

— Конечно, красавица, но только вместе с тобой. Ты уж не убегай, я ведь не дракон, чтобы от меня удирать.

Девушка фыркнула.

— Тогда пойдем. — Она поманила рукой, и я соскочил со стола.

Я едва за ней поспевал, так она мчалась. Юбка развевалась, точно снизу ее поддувал невидимый ветерок. Порой мои ноздри улавливали ее запах — сладкий и терпкий, перемешанный с запахом пота. Желваки ее ходили, как будто она что-то усердно жевала.

— Что у тебя, красавица, во рту?

— Зуб болит.

Девушка высунула язык — на розовом кончике лежал зубчик чеснока. При виде ее языка у меня в штанах затвердело. Вот бы ее взборонить.

— Бедняжка. Зачем я понадобился твоей госпоже?

Она весело взглянула на меня:

— Думаю, она сама объяснит.

Я сбавил шаг.

— Куда ты летишь? Не будет большой беды, если мы немного поболтаем.

— О чем?

Девушка свернула на винтовую лестницу. Я перемахнул через ступеньку и преградил ей путь.

— Тебе какие звери нравятся?

— Звери?

— Мне обидно, что ты видишь во мне дракона. Лучше я предстану в твоих глазах зверем, который больше тебе по сердцу.

Девушка призадумалась.

— Может, длиннохвостым попугаем? Я люблю попугайчиков. У меня их четверо. Они совершенно ручные и клюют с ладони.

Она прошмыгнула мимо меня и застыла ступенькой выше. Вот оно, пронеслось у меня в голове. Товар выложен, а любопытство возьмет свое. Ну же, милочка, иди сюда, полюбуйся на мое добро. Стисни его покрепче.

— Попугай не годится. Он кричит и всем подражает.

— Мои попугайчики совсем не крикливые. И потом, ты художник. Разве художники не подражают жизни?

— Я делаю вещи красивее, чем они есть на самом деле, хотя, девочка моя, не все на холсте преображается в лучшую сторону.

Я преодолел еще несколько ступенек и остановился — теперь она оказалась ниже. Подойдет или нет?

И она подошла. Она смотрела на меня своими ясными, широко распахнутыми глазами, но ее губы кривила понимающая улыбка. Языком она гоняла чеснок, засовывая его то за одну щеку, то за другую.

«Никуда ты от меня не денешься», — подумал я.

— Может, ты лис? У тебя волосы отливают рыжиной.

Я надул губы:

— Какая же ты злая! Я, по-твоему, хитрец? Обманываю людей? Уж скорее я пес, лежащий у ног хозяйки, верный ей до последнего вздоха.

— С собаками мороки много, — сказала девушка, — они прыгают на меня и лапами пачкают юбку.