– Да, именно это и доводит человека до бешенства. Всевсё знают – и вы, и доктора, все в этом мире! И все постоянно вмешиваются!Словно они действительно знают, что лучше для других людей. Я пытался покончитьс собой. Вам ведь это известно, не так ли?

Она кивнула.

– Мне захотелось спрыгнуть с этой чертовой скалы, и этомое личное дело, оно никого не касается. Я покончил счеты с жизнью. Я потерялвсе и желал только смерти.

Тихо прищелкнув языком, она посмотрела на негорассеянно-сочувствующим взглядом. Это был всего-навсего очередной пациент. И ееумиротворяющая миссия состояла в том, чтобы дать ему выговорить, выплеснутьнакопившееся раздражение.

– Почему я не вправе покончить с собой, если я сам хочуэтого? – требовательно спросил Мак-Виртер.

– Потому что это плохо, – совершенно серьезносказала сиделка и с сомнением посмотрела на него. Ее собственные убеждения осталисьнепоколебимыми, но ей явно не хватало слов, чтобы объяснить свой ответ. –Э-э… я имею в виду, – неуверенно продолжила девушка, – самоубийство –большой грех. Бог дал вам жизнь, и вы должны жить, независимо от того, хотитевы этого или нет.

– Почему вы так решили?

– Ну, ведь у вас, наверное, есть близкие и родные,которые нуждаются в вас.

– Ошибаетесь. О моей смерти в этом мире не заплакала быни одна живая душа.

– У вас нет родственников? Ни матери, ни сестер –никого?

– Никого. У меня была жена, но и она ушла к другому. Ипоступила, как я считаю, исключительно благоразумно! Она поняла, что я полныйнеудачник.

– А друзья? Неужели у вас нет друзей?

– Нет, никого у меня нет. Я стал замкнутым инеобщительным типом. Послушайте, я кое-что расскажу. Когда-то я был веселым иоткрытым парнем. У меня была хорошая работа и симпатичная жена. Потом произошлаодна дорожная авария. Машину вел мой шеф, а я ехал вместе с ним. Он попросилменя подтвердить, что на момент аварии скорость машины не превышала тридцатимиль. Но это было не так. Мы шли примерно на пятидесяти. В сущности, никтоособо не пострадал, и мое свидетельство только помогло бы ему получитьстраховку. Короче говоря, я отказался подтвердить его слова. Это была бы ложь.А я не хотел лгать.

– Что ж, вы были совершенно правы, – сказаласиделка. – Вы поступили очень хорошо.

– Вы так полагаете? Однако это глупое упрямство стоиломне работы. Мой шеф страшно разозлился и позаботился о том, чтобы я большеникуда не смог устроиться. Потом моей жене надоело смотреть, как я бездельничаюи безрезультатно слоняюсь в поисках заработка, и она ушла от меня к человеку,которого я считал своим другом. Он-то, разумеется, все делал правильно иотлично продвинулся по службе. А я был уже не в состоянии сопротивляться ипостепенно скатывался все ниже. Пристрастился к выпивке, и это, конечно, толькоусугубило мое положение. В итоге я опустился до грузчика, надорвался и попал вбольницу. Доктор сказал, что теперь я не смогу поднимать тяжести. В общем, японял, что в этой жизни мне уже ничего не светит. Из такой ситуации былединственный, ясный и самый легкий, выход. Лучше всего было покончить с собой.Моя никчемная жизнь не нужна ни мне, ни кому-нибудь другому.

– Вы не можете этого знать, – тихо проронила егомолоденькая собеседница.

Мак-Виртер рассмеялся. Он заметно повеселел. Развеселило егоее простодушное упрямство.

– Милая девочка, кому я нужен?

Она смущенно сказала:

– Кто знает!.. Возможно, придет время…

– Придет время? У меня не осталось времени. Я надеюсь,вторая попытка будет более удачной.

Сиделка решительно тряхнула головой.

– Нет-нет! – возразила она. – Теперь вы ужене сможете покончить с собой.

– Как интересно! Почему не смогу?

– Обычно… они так не делают…

Он удивленно посмотрел на нее. «Они так не делают…» Похоже,он принадлежал к некоему общему типу потенциальных самоубийц. Мак-Виртер открылбыло рот, чтобы высказать резкий протест, но его вдруг остановила природнаячестность.

А будет ли вторая попытка? Действительно ли он намерен этосделать?

Внезапно он осознал, что не испытывает никакого желанияпокончить с собой. Неожиданный подъем настроения был ему совершенно непонятен.

Возможно, истинная причина крылась в том профессиональномзнании, которым поделилась с ним эта медсестра. У самоубийц не бывает вторыхпопыток…

И все-таки у него возникло желание переубедить ее,коснувшись этической стороны данного вопроса.

– В любом случае я вправе как угодно распоряжатьсясобственной жизнью.

– Нет-нет. У вас нет такого права.

– Но почему же нет, моя милая девочка, почему?

Она смущенно вспыхнула и сказала, теребя пальцами золотойкрестик, висевший у нее на шее:

– Разве вы не понимаете? Вы можете понадобиться Богу!

Мак-Виртер пораженно посмотрел на нее. Ему не хотелосьразрушать ее наивную, детскую веру.

– Видимо, вы полагаете, – насмешливо сказалон, – что в один прекрасный день мне удастся остановить взбесившуюсялошадь и спасти от смерти золотоволосого малыша? Ведь вы именно это имели ввиду?

Она отрицательно покачала головой и заговорила с пылкойубежденностью, неловко пытаясь объяснить ему то, что так ясно и четкочувствовала в глубине души:

– Возможно, вам совсем не обязательно что-то делать…Может, вы просто должны быть где-то, в каком-то определенном месте, вопределенное время, которое вам пока неизвестно… Ох, я не могу этого объяснить,я не знаю, как сказать… Ну, к примеру, вы можете просто… просто идти по улице исовершенно случайно сделать что-то ужасно важное… И возможно, вы даже сами незаметите, что сделали…

Эта рыжеволосая юная сиделка была родом с западногопобережья Шотландии, и, вероятно, кто-то из ее предков обладал даромпредвидения.

Возможно, смутно и неосознанно она видела перед своиммысленным взором какого-то человека, поднимавшегося в гору сентябрьскимвечером, чтобы спасти от смерти некое человеческое существо…

Единственным звуком, который нарушал тишину комнаты, былскрип пера, одинокая человеческая фигура склонилась над столом, покрывая листбумаги четкими, аккуратными строчками.

Никому больше не суждено будет прочесть слова, написанныесейчас на этих листах. А если бы это все же случилось, люди, вероятно, неповерили бы собственным глазам. Ибо это было обстоятельное и подробное описаниеубийства, некий ужасный план, разработанный до мельчайших деталей.