Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывают моменты, когда человек осознает свои желания,контролирует их, когда он смиренно отказывается от всего злонамеренного испособен управлять своими действиями. Бывают другие, когда некая страстьполностью завладевает его душой и телом, и тогда он становится просто слепыморудием, покорно осуществляющим самые ужасные цели.
Склонившаяся над листом бумаги личность пребывала во второмиз описанных выше состояний. Это было мыслящее, вполне разумное, хладнокровноесущество. Но его умом завладели единственное желание и единственная цель –уничтожить другого человека. В итоге для осуществления этой цели был тщательноразработан и последовательно описан данный план. В нем учитывалось множествовозможных случайностей и осложнений. В таком деле все должно быть основательновзвешено. Этот план, подобно любому добротному сценарию, не был сухой и строгоограниченной схемой. В определенных местах предусматривались возможныеизменения и варианты. Более того, поскольку ум, вынашивавший этот замысел, былдостаточно острый, то он понимал, что должна быть предусмотрена известнаясвобода действий на случай непредвиденных обстоятельств. Однако в общем и целомвсе было четко намечено и скрупулезно продумано. Означены время, место, способи жертва!..
Наконец склоненная голова поднялась. Собрав исписанные листы,человек откинулся на спинку кресла и внимательно перечитал. Да, сценарий былпросто идеальный.
Улыбка озарила серьезное, сосредоточенное лицо, хотя еговыражение вряд ли можно было назвать приятным. Человек издал глубокийудовлетворенный вздох.
Если Господь возрадовался, сотворив человека по образусвоему, то на этот раз это была некая ужасная пародия творческой радости.
Да, сценарий был очень хорош, он учитывал свойствахарактеров и реакцию каждого участника – их достоинства и недостатки должныбыли сыграть свою роль, помогая порочному уму осуществить свой замысел.
Не хватало только последнего штриха…
С легкой усмешкой драматург поставил дату… Последний актдолжен быть сыгран в сентябре.
Затем послышался злорадный смех, и исписанные листы былиразорваны на кусочки. Человек поднялся с кресла и, пройдя по комнате, бросил ихпрямо в пылающий камин. Все обрывки бумаги сгорели дотла. Теперь этот плансуществовал только в мозгу своего создателя.
Суперинтендант Баттл, покончив с завтраком, сидел за столоми с суровым видом медленно и сосредоточенно читал письмо, которое ему толькочто передала огорченная жена. Выражение его лица практически не изменилось, емувообще было несвойственно проявление каких-либо эмоций. Его лицо обычнонапоминало деревянную маску. Оно было жестким и непроницаемым, но иногда оченьвпечатляющим. Суперинтенданта Баттла едва ли можно было назвать яркойличностью. Он явно не блистал остроумием, однако его медлительной натуре былприсущ некий особый дар, трудный для определения, но тем не менее оченьдейственный и мощный.
– Не могу поверить, – всхлипнув, сказалажена. – Сильвия не могла так поступить!
В семье суперинтенданта Баттла было пятеро детей, и Сильвии,младшей дочери, уже исполнилось шестнадцать лет. Ее школа находилась неподалекуот Мейдстоуна.
Это послание пришло от мисс Амфри, директрисывышеупомянутого заведения. Письмо было, несомненно, дружелюбным и исключительновежливым. В нем черным по белому излагалось, что в школе с некоторых пор началипроисходить разные мелкие кражи и перед педагогическим составом школы всталиизвестные проблемы. Однако сейчас все уже благополучно разрешилось, так какСильвия Баттл признала свою вину, и в связи с этим мисс Амфри хотела бы видетьмистера и миссис Баттл в ближайшее время, «дабы обсудить создавшеесяположение».
Суперинтендант Баттл сложил письмо и, сунув его в карман,сказал:
– Предоставь это мне, Мери. – Он встал из-застола, подошел к жене и, погладив ее по щеке, добавил: – Не волнуйся, милая,все будет в порядке.
Он вышел из комнаты, оставив за собой атмосферу некой бодройи спокойной уверенности.
В полдень суперинтендант Баттл уже находился в современной иочень оригинальной гостиной мисс Амфри; он сидел в кресле напротив директрисы,напряженно расправив плечи и положив на колени большие крепкие руки; сейчас емуболее чем когда-либо хотелось выглядеть стопроцентным полицейским, и, надосказать, это ему вполне удалось.
Мисс Амфри слыла весьма преуспевающей директрисой. Это быладеятельная особа, широко и хорошо известная своими просвещенными и современнымиметодами обучения и умело сочетавшая дисциплину с новыми идеями о личностномсамоопределении.
Ее гостиная являла собой дух и сущность этой Мидвейскойшколы. Цветовая гамма была выдержана в желтовато-соломенных тонах – повсюдубыли расставлены большие кувшины с нарциссами, вазы с тюльпанами и гиацинтами,интерьер украшали пара отличных копий с античных греков, несколько новомодныхстатуэток и на стенах две картины итальянских примитивистов. А в центре этоговеликолепия восседала сама мисс Амфри, облаченная в темно-синее платье. Лицомнапряженным и энергичным она чем-то напоминала добросовестную английскуюборзую, выслеживающую дичь, ее ясные голубые глаза с глубокой серьезностьюсмотрели на собеседника сквозь толстые линзы очков.
– Главное, – говорила она своим чистым, хорошопоставленным голосом, – найти верный путь к решению этой проблемы. Преждевсего мы должны подумать о самой девочке, мистер Баттл. О состоянии самойСильвии! Это очень важно, крайне важно – нельзя нанести даже малейший вредмолодой жизни! Ни в коем случае нельзя возложить на нее всю тяжесть этого греха– порицание должно быть очень, очень умеренным, если таковое вообще необходимо.Нам нужно выяснить скрытые причины, побудившие ее к этим мелким, незначительнымкражам. Возможно, это чувство неполноценности? Знаете, она не слишком сильна вспортивных играх, и у нее могло возникнуть смутное, неосознанное желаниеотличиться в какой-то иной сфере, желание утвердить свое эго. Мы должны бытьочень, очень тактичны. Вот почему мне хотелось сначала поговорить с ваминаедине и убедить вас быть крайне, крайне осторожным в разговоре с Сильвией. Ия повторяю еще раз: главное – узнать скрытые мотивы ее поведения.
– Именно ради этого, мисс Амфри, – сказалсуперинтендант Баттл, – я и приехал сюда.
Голос его был совершенно спокойным, лицо бесстрастным, и егооценивающий взгляд внимательно изучал школьную даму.
– Я поговорила с ней в дружелюбной, мягкойманере, – сказала мисс Амфри.
– О, это очень мило с вашей стороны, мадам, –коротко отозвался Баттл.
– Вы знаете, я действительно люблю и понимаю всесложности детской и юношеской натуры.
Баттл уклонился от прямого ответа на это заявление и сказал:
– Если вы не возражаете, мисс Амфри, сейчас мнехотелось бы увидеть мою дочь.