такие бу- дут. Только потом, когда вырастет и ноги начнут ходить. А за его хатой – хата кузнеца дядьки Михайлы. Это до его дочки Вальки бе- гает Гаврик. Да разве до нее одной! А за хатой кузнеца – поворот «на низ», на другую улицу. Она не такая широкая, как его, Глебушкина. И ведет она прямо на выгон, где пасутся сельские телята и козы. А правее от выгона – речка Большая Высь. Красивая речка, большая, полноводная. Рыбы в ней – ловить, не переловить. И раки огромные-огромные. Сельские мужики часто приносили в их дом рыбу и раков в плетеных ивовых корзинах. Почтительно протягивали корзины папке: «Вы, Васыль Федорович, там уж палочки поставьте, как надо, по совести». Папка корзины брал и, наверное, поступал по совести, поскольку рыбу приносили еще и еще. Глебушка знал, что «палочками» в селе называли трудодни. А вот что такое эти трудодни, он понимал плохо. Точнее, догады- вался: это что-то очень важное, может, даже главное! Это то, без чего взрослые жить не могут. Это, как ходить на работу в колхоз, или пить горилку по вечерам.

– 

Гаврик!

– 

Чего

тебе?

– 

А

что

такое

Брэворош?

– 

Это

наша

фамилия.

– 

А

что

такое

фамилия?

– 

Тебя

как

звать?

– 

Глебушка,

Глебка.

– 

Не

Глебка, а Глеб.

– 

Глеб.

– 

Это

имя.

А

Брэворош

–

фамилия.

Понял?

– 

Понял,

–

ничего

не

понял

Глебушка.

Зачем

эта

фамилия,

когда

и

так

хорошо?

Возле реки стоял заброшенный колхозный свинарник. С его крыши свисал старый очерет, около него роились дикие пчелы. Они залетали в свои самодельные ульи-очеретины и, побыв там немного, вылетали обратно по своим пчелиным делам.

– 

Глебка,

меда

хочешь?

– 

Меда?!

– 

Ну,

не

сала

же.

– 

Хочу.

Очень

хочу.

–

Глебка

даже

зажмурился,

представив

себе

блюдечко с желтой лужицей пахучего волшебства, похожего на

маленькое

солнце.

– 

Сейчас

дам

тебе,

–

пообещал

Гаврик.

Он

проследил

взглядом

в

какую

очеретину

залетела

пчела,

и

ловко

выдернул

ее

из

крыши.

Гаврик сплющил конец очеретины сильными пальцами, отчего она

треснула в нескольких местах. Старший брат аккуратно отломил

треснувший кусочек очерета. Пчела, возмущенно жужжа, покинула

свой

домик,

оставив

его

на

разграбление

вандалов.

– 

Смотри,

–

сказал

Гаврик,

–

какая

красота!

В разрушенном канале очеретины были разноцветные капсулки длиной не больше сантиметра. Каждая имела свой цвет: желтый, фиолетовый, красный. Одна от другой капсулки отделялись кру- глым кусочком то ли листа, то ли травы.

– 

Как они это делают? – зачаровано глядя на бочоночки с медом,

спросил

Глебушка.

– 

Работают,

–

коротко

пояснил

Гаврик.

Глебушка осторожно взял обломком очерета один бочоночек и положил в рот. Вкус был совсем незнакомый: кисло-сладкая пахучая паста совсем не была похожа на мед домашних пчел.

– 

Нравится?

–

спросил

Гаврик.

– 

Да,

–

ответил

Глебушка.

– 

Еще

хочешь?

– 

Нет,

не

хочу.

– 

Значит,

все-таки

не

нравится?

– 

Нравится.

– 

Так

почему

не

хочешь?

– 

Пчелу

жалко.

Она

теперь

бездомная,

как

дед

Илько.

Глебушке

было

жалко

деда

Илька.

Дед

был

небольшого

роста

и

не-

обычайно худой. В отличие от других людей у него куда-то подевалась одна рука. В оставшейся руке деда Илька постоянно была палочка, которой он колупал во рту, делая вид, что выковыривает оставшееся после еды мясо. В селе посмеивались над этой дедовой придумкой, по- скольку мяса он не ел, как утверждали добрые люди «с морковкиного заговенья»: при наличии хаты собственного хозяйства у него не было, а баба Гарпына его поить-то поила, а закусывать не особо давала – нечем было закусывать. Так, лучок-чесночок. Какое уж там мясо.

– 

Дед

Илько

не

бездомный.

У

него

хата

своя

в

Каменке

есть.

Просто к нам в Мартоношу он горилку пить ходит.

– 

А в

Каменке горилки

нет?

– 

Есть,

–

заулыбался

Гаврик.

–

Но

в

Каменке

нет

бабы

Гарпыны.

– 

Ну

и

что?

–

не

понял

малой.

– 

Ничего, – еще шире заулыбался Гаврик. – Потом поймешь,

когда

вырастешь.

Глебушка замолчал и стал мечтать о том, что, когда он вырастет, поймет все-все тайны. И что хранится в папкином портфельчике, и почему дед Илько ходит пить горилку до бабы Гарпыны, и почему эта проклятая Америка так не любит колхозных поросят, что они все дохнут и дохнут…

Дорожка вдоль реки привела мальчиков к хутору. На хуторе, с двух сторон балки, стояли в рядок несколько мазанок. Они были очень похожи друг на друга: чистенькие, с белыми побеленными стенами, с соломенными крышами и одинаковыми ивовыми тынами. Во дворах копошились куры и утки, а прямо по улице разгуливала пара огромных серых гусей. Увидев братьев, они воинственно за- шипели и захлопали крыльями.

– 

А

вот

я

вам

сейчас!

–

пообещал

Гаврик

и

поднял

с

земли

сухую

хворостину.

Гуси

мужественно

и

с

достоинством

отступили.

– 

За

хутором

точно

нет

Америки?

–

на

всякий

случай

уточнил

Глебушка.

– 

Точно!

–

кивнул

брат.

–

Там

есть

новая

ГЭС.

– 

А что

такое ГЭС?

– 

Это

гидроэлектростанция.

Свет

нам

в

хату

дает.

И

в

клуб

тоже.

Кино любишь?

– 

Люблю.

– 

Вот

без

нее

не

было

бы

кина,

понял?

– 

Чего

ж

тут

непонятного?

–

удивился

Глебушка.

ГЭС мало чем отличалась от обычной хаты. Просто она была чуть побольше и стояла на краю водяной ямы. В яму резко и с шу- мом падала вода. Шум воды почти перекрывал рокот чего-то очень громкого внутри хаты.

– 

Там

чего?

Змей Горыныч?

–

Глебушка

кивнул на

здание

ГЭС.

– 

Сам

ты

Змей

Горыныч,

–

убежденно

сказал

Гаврик.

–

Турбина

там

здоровенная.

Давай

поворачивать

к

дому.

Скоро

темнеть

начнет.

– 

В клуб к своим девчатам пойдешь? – равнодушно спросил

Глебушка.

– 

Не с тобой же сидеть, – ответил Гаврик и зачем-то, как на

вешалку, надел свой здоровенный картуз на голову Глеба. Картуз

был

теплый

и

по

краям

внутри

немного

липкий

от

пота.

Наверное,

именно такие картузы носят полковники, когда их фуражки сбивают

вражеские пули. Коляска быстро катилась к дому. Глебушка вос-

седал

в

ней

гордо

и

величаво.

Ему

казалось,

что

все

село

любуется

его

статью

и

удалью.

Сзади,

толкая

коляску,

шел

старший

брат.

Он

смотрел далеко вперед, то ли пытаясь разглядеть далекое море, то

ли высматривая девчат, которые, по расчетам мамки и Глебушки,

скоро

должны

были

точно

от

него

забеременеть.

4.

В июне у Гаврика начались выпускные экзамены. Сдавал