Только в Каменке меня

до сих пор старостой кличут. Не хочу там жить. Всё о войне той

проклятой напомнить хотят. Да и тут всё напоминает: он кивнул на

немецкую

каску,

на

краю

которой

сидела

курица,

и

время

от

времени

опускала

в

нее

голову,

чтобы

сделать

свой

куриный

глоток

воды.

– 

Во как драпали! Даже каски все побросали! Без него, без

железа-то, бежать

краще

получается.

– 

А что

же вы

с

ними не

драпанули,

дед Илько?

– 

А кто меня звал? Да и тутошний я, куда мне с ними. А потом,

знаешь,

странные

они.

Вроде,

люди

как

люди:

ноги,

руки

–

дед

по-

казал взглядом на пустой рукав, заправленной в штаны домоткан-

ной рубахи. – А вроде и не как люди. Представь себе: ночевали в

Каменке,

а

каждое

утро

воевать

на

машинах

ездили

в

другое

село,

в Защиту, там фронт у них стоял. Прямо, хоть трудодни им вы-

писывай. В воскресенье – выходной. Сидят возле хат, в гармошки

свои

губные

дуют,

смеются.

Детишки

наши

глупые

пляшут

для

них,

а те им сахар да шоколад суют. А потом вдруг как-то враз собра-

лись, в Златополь поехали, облаву на евреев устроили. Всех, кого

поймали, без разбора погнали по шляху аж до вашей Мартоноши.

Возле села, в яру, из пулеметов построчили и баб, и деток этих

жидковских.

А

чем

они

виноваты,

что

жидками

родились?

Они

тут

всегда жили, никому ничего плохого не делали. Слава Богу, тем,

кто

посмелее,

сбежать

удалось.

Попрятались

по

сараям.

Никого

не

выдали!

Они

ж

свои.

– 

А

правда,

что

вы

с

бабой

Гарпыной

горилку

пьете?

– 

Ну, а чего ж ее не пить? – удивился дед Илько. – В ней вита-

минов,

знаешь,

сколько?!

Больше,

чем

в

ананасе!

– 

В

чем?!

–

растерялся

Глебушка.

– 

Это шишка такая африканская. Здоровенная! Сам не видал,

но один ваш мартоношевский мужик рассказывал, он ел этот ананас

много раз.

Дэдул

его

фамилия,

может,

знаешь?

Глебушка деда Дэдула знал хорошо. Тот работал сторожем в мамкиных яслях. Дед Дэдул, правда, был глухонемым от рождения. Но это не влияло на привлекательность рассказа об экзотическом фрукте.

– 

Слушай, хлопчик, – вдруг перешел на шепот дед Илько, – а у

вас

в

хате

горилки

нет

ли,

часом?

– 

Нема,

–

уверенно

сказал

Глебушка.

–

Ни

горилки,

ни

ананасов.

Папка все сам выпивает. А мамка горилку не гонит, некогда ей.

– 

Ну, тогда я, пожалуй, пойду, – с грустью в голосе сказал дед

Илько. – Дел много. Скоро обед, а я еще даже напиться не успел,

как

следует.

Единственной рукой он зачем-то тронул колесо Глебкиной коляски, словно хотел проверить его на прочность, и синусоидной походкой потащился к калитке.

7.

Лето подходило к концу. Уже отошла вишня, отошли абрикосы.

Яблок, груш было столько, что ими хозяйки кормили поросят.

Иногда по вечерам к Брэворошам в дом с бутылкой горилки заходил голова сельсовета Мыкола Григорич. Они с батькой уса- живались на Глебкиной веранде за столом и наливали по первой. Мамка тем временем ставила на стол тарелку с крупно нарезанным салом, солонку с солью чуть сероватого цвета, клала зеленый лук, чеснок, мочёные яблоки прошлого года, а сама убегала готовить на скорую руку яичницу со шкварками. Мужчины наливали по вто- рой, не торопясь закусывали. К тому моменту поспевала и яичница, которую мужчины ели алюминиевыми вилками из общей тарелки. Мыкола Григорич в селе был, пожалуй, самым умным челове- ком. Об этом много раз говорил папка, да Глебка и сам это понимал. И немного огорчался, ведь папка оказывался, как Гаврик – с серебря- ной медалью. Золотая по праву принадлежала Мыколе Григоричу. Но Гаврик рассуждал по-взрослому. Во-первых, должность Мыколы Григорича называлась «голова». Не «нога», не «рука», не «пузо», а именно «голова». Это многое объясняло. Кроме того, Мыкола Григорич часто употреблял еще более непонятные слова, чем папка. Особенно после того, когда выпивал очередную рюмку горилки. В таких случаях прежде, чем потянуться к салу или там к чесночине, он вздрагивал мелкой дрожью и говорил что-нибудь вроде: «Миль

пардон, печёночка». Очень образованный был человек.

Все село особенно уважало Мыколу Григорича за то, что на своем огороде он уже несколько лет выращивал хомут. Да, да, именно хомут, который надевают на шею обычной лошади! Голова сельсовета вскоре после войны заприметил на ореховом дереве у себя в саду подходящую ветку, которую с помощью многочисленных

гирек-противовесов заставлял расти в форме овала, в точности по- вторявшего очертания хомута. Чем не устраивал Мыколу Григорича обычный хомут, никого не интересовало. Полет творческой мысли головы – вот что будоражило сознание односельчан и переполняло их законной гордостью за своего земляка! Ученые страны в те годы как раз научились оборачивать реки вспять, а Мыкола Григорич за- ставил ореховую ветку расти по заранее заданной траектории, что было отнюдь не меньшим научным достижением.

После пятого или шестого гранёного стаканчика Мыкола Гри- горич спросил у папки:

– 

Кстати,

а

как

тебе

новый

второй

секретарь

райкома

Вэлыко-

хатько?

– 

Да

так,

задрока

мелкая,

–

отмахнулся

папка.

По

блату

присла-

ли. Областным гаражом раньше командовал. А к нам в район – типа,

на

повышение.

–

Я

таких

на

фронте

–

руками

давил.

Мыкола Григорич согласно кивал. Правда, сам Мыкола Григорич на войне не был по причине плоскостопия и слабого зрения, тогда как папка служил бойцом в пехоте и в военных вопросах разбирал- ся – будьте любезны!

Выпивать и во всем соглашаться с собутыльником было не только не интересно, но и совершенно не по правилам, которые с незапамятных времён устанавливались в Мартоноше. Собу- тыльники обязательно должны были во время выпивки о чем- нибудь спорить. Не важно, о чем. Главное, чтобы их взгляды были противоположными. Например, батька до потери голоса спорил с Мыколой Григоричем о том, какой футбольный стадион лучше: «Динамо» в Киеве или «Лужники» в Москве. «Лужники» построили летом 1956-го, совсем недавно. Об этом событии пи- сали газеты, говорили по радио. Мыкола Григорыч, со значением дирижируя вилкой, на конце которой трепыхался розовый кусок сала, убежденно говорил:

– 

Никита

построил

«Лужники»

назло

мировому

империализму!

Мильёны карбованцев вбухал, чтобы капиталистам досадить! Не

стадион получился, а красота небесная. Рай по сравнению с «Луж-

никами»

–

хуже

нашего

колхозного

сада.

– 

Ну, ты, Мыкола Григорич, скажешь же! «Лужники» – это,

конечно,

да!

Это

–

да,

конечно!

Но,

ежели

посмотреть

на

них

с

науч-