крыша потекла. Бесполезно с ним говорить. Дядю Славу в заложники взял и его ружьё отобрал. Не знаю чего хочет. Говорит, кто-то его пытался забрать утром.

— Кто ещё там с ним? Знаешь? — негромко произнёс Валера.

— Баба, с которой дядя Слава живёт, и девка её. Вроде как женские голоса слышал. Хуй знает.

— Понятно. Давай, вали с лестницы. Жить надоело, что ли? Шальная пуля прилетит — не заметишь.

— Да я вас жду, вообще-то. Ну если помощь не нужна… тогда пойду, — Даня затушил окурок о порог, поднялся и зашлёпал резиновыми тапочками по серым, щербатым ступеням.

— Что-то тихо, — заметил Валера. — Девять выстрелов было. Ещё один — в нас на улице.

— Перебил, что ли, там всех? — задал риторический вопрос Саня.

— А хуй знает.

— И что делать?

Валера не успел ответить. За дверью хлопнул ещё один выстрел, и все вздрогнули от неожиданности.

— Десятый, — сосчитал Валера. — Да когда ж у него там патроны закончатся?

— Подкрепление надо вызывать, — напомнил Кузьма.

— Да погодь ты… Стойте, где стоите. Сейчас проверю.

Валера поднялся на две ступени выше, всё так же прижимаясь к стене, и постучал в обитую старым дерматином дверь.

— Поролон, ты там? — крикнул он.

Ответом стала тишина.

— Точно, положил всех… сука! — процедил Саня.

— Тихо, — цыкнул на него Валера и снова гаркнул на весь дом: — Поролон, отвечай, если ты там. Выходи и сдавайся!

В квартире — ни звука. Кузьма прекрасно понимал, что живых там уже нет. Ведь если бы кто-то остался, то обязательно подал бы голос. Поролон бы вопил матом, как он это делал минуту назад, а заложники просили бы о помощи. Но ничего этого не было.

Не дождавшись ответа, Валера дёрнул ручку. Дверь поддалась. Валера резко распахнул её и сунул в проём ствол автомата. Никакой реакции не последовало. Мёртвая тишина стояла в доме. Кузьма почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота от осознания того, на что придётся смотреть.

Все трое зашли в квартиру.

Первое, что увидел Кузьма — это остекленевшие глаза мёртвой женщины, валяющейся в коридоре. Пропитанное кровью домашнее платье прилипло к телу. На лице застыл крик кривой гримасой. Чуть дальше лежала девочка лет тринадцати-четырнадцати — лежала на боку, вытянув руки с растопыренными напряжёнными пальцами. Шорты, майка — всё так же в крови. Коридор вёл в большую комнату, где на старом коричневом диване разлёгся мужчина в неудобной позе, свесив на пол ноги в растянутых трико. Он отвернулся, словно не желал видеть смерть близких. Под ним расплывалось красное пятно.

Сразу на право была кухня. Возле холодильника, прислонившись к стене, сидел ещё один мужчина. Ноги раскинуты в разные стороны. В руках сжат карабин СКС, направленный в лицо. Голова неестественно повёрнута набок. Затылок расцвёл алым цветком, выплюнувшим на облезлые обои красную кляксу с мясными кусочками. Вязкая бордовая жидкость стекала изо рта на белую в грязных пятнах майку-алкоголичку.

Перестреляв заложников, Поролон кончился сам. Было похоже, отец взятого в плен семейства попытался сопротивляться. Надеялся, наверное, обезвредить соседа, пока тот с нами разговаривал. Не получилось…

— Тупой мудак! — Саня, стоявший возле вооружённого трупа, злобно пнул его мёртвую ногу. — Надо было давно тебя, гнида, кончить! Хули мы с ним возились?

Но человек с фаршем вместо затылка уже ничего не мог ответить. Это был тощий мужик с крупной лысеющей головой. Патрульным отрядам немало пришлось с ним помучиться, но больше надобности такой не возникнет.

— Гляньте, — Валера указала пальцем на окно. — Туда… туда смотрите, мужики!

Кузьма и Саня уставились в сторону, куда показывал их начальник.

— Назад! Все назад! В коридор! — закричал Валера и бросился вон из квартиры. Кузьма тоже всё понял и выбежал следом. Последним выскочил Саня, споткнувшись о труп женщины и чуть не упав. Все сгрудились на лестнице подальше от окна.

Кузьма сразу забыл о трупах в квартире. Все его мысли сейчас были заняты крылатым существом, которое парило в небе над городом. Уже год никто их не видел здесь. А теперь они появились снова.

Загудела сирена. Басовитый рёв разносился над пустыми, чахлыми кварталами, над неработающими заводами, над бескрайней, необузданной тайгой.

* * *

Вечер. Солнце ползёт к горизонту. Часы на стене не тикают. Молчат, замерев на отметке без одной минуты двенадцать. Сломаны. Телевизор исправен, но Кузьма давно не включал его — смотреть там последние годы нечего. Работал лишь один канал, на остальных — помехи. От компьютера тоже толку мало. Интернет отсутствовал уже несколько лет, хотя роутер отголоском былых времён по-прежнему висел над входной дверью.

Кузьма стоял в большой комнате собственной двухкомнатной квартиры и смотрел в окно. На пустой детской площадке рядом с заросшей травой песочницей раскачивались качели. Сами собой. Без какого-либо постороннего усилия. Если открыть окно, будет слышен их безнадёжный скрип, который вот уже пять лет разносится над двором.

Это началось в тот день, когда Кузьма отнёс на костёр синюшное тельце своего двухгодовалого сына. Он умер позже матери на целую неделю. Кузьма наблюдал смерь обоих. А потом они сгорели на похоронных кострах, поднимающиеся до самого неба. Много людей за те полгода, пока бушевала болезнь, отправились в мир иной. В некогда стотысячном городе осталось едва ли пять-шесть тысячи жителей. Кузьме хотелось верить, что это сон. О, как бы он хотел проснуться!

И тогда же качели начали свой бесконечный полёт. Они ни на день не прекращали движение, а если их кто-то останавливал, каждый раз возобновляли ход. Прошли годы, и Кузьма привык к этому бессмысленному маятнику за окном.

Сирена давно перестала выть. Военные, сидевшие на ГЭС, долго стреляли, а потом всё смолкло. Конец смены прошёл без происшествий. В основном возились с трупами в квартире. Карабин забрали и отправился в оружейную. Он принадлежал убитому отцу семейства. Покойнику оружие больше не понадобится, а вот дружине очень даже пригодится.

А теперь Кузьма стоял в своей квартире возле окна, смотрел на самодвижущиеся качели и думал о том, как ему всё это надоело. Позавчера — пьяная драка, неделю назад — ограбление, две недели назад — поножовщина. И так три года. Народ звереет от пустоты, сходит с ума, и с ними со всеми надо разбираться. Никаких нервов не хватит.

Тогда же, две недели назад, что-то бахнуло в заброшенной ещё в девяностых воинской части на выезде из города. Кузьма помнил, как с друзьями туда забирался в детстве. Мальчишкам ужасно нравилось лазать по пустым казармам и складам, но по сути, ничего особенного там не было.

Однако последние годы в части той стали