ни разу не бывавшую в красивейшем из городов России. Только вот, боюсь, детка, у меня не будет времени на прогулки по городу Необходимо подготовиться к экзаменам младшего пед-состава. Но! — Сверкнув крупными перстнями, она сжала указательными пальцами виски, как бы стараясь удержать удачно залетевшую мысль. — Голова совершенно забита делами — прямо беда! Я же все время думала об этом — чудесный вариант! Сейчас я познакомлю тебя с прекрасным мальчиком. Твой сверстник, умница необыкновенный, успешно заканчивает гимназию, намерен поступать в университет на медицинское отделение. Воспитан, образован! Лучшего гида и не придумаешь. А вот и он! Легок на помине. — Перегнувшись через перила балкона, Софья Николаевна окликнула кого-то внизу. Таня увидела шагающего к подъезду блондина в гимназическом мундире. Заметив на балконе женщин, он поднял над головой растопыренную пятерню.

— Все на «отлично» сдает! — улыбнулась Софья Никлаевна. — Гордость матери. Старший сын Вари Булгаковой, я тебе про нее говорила. Сейчас они семейством живут на даче, а Михаил после экзаменов ночует у нас, — отчиталась она скороговоркой и крикнула в глубь квартиры: — Миша, открывай дверь! Глашку я отпустила.

Через минуту он стоял в дверях гостиной. Среднего роста, с косым пробором в светлых волосах и голубыми, странно удивленными глазами. Словно столкнулся с чем-то совершенно небывалым — увидел в гостиной медведя или жонглера с факелами.

— Татьяна — моя очаровательная племянница из Саратова, — представила Софья Николаевна гостью. — Перешла в выпускной курс гимназии.

— Михаил. — Блондин сделал шаг к Тасе и отступил, спрятал за спину руку, машинально потянувшуюся к ритуалу рукоцелования.

Девушка смотрела на него в упор, сдвинув бархатистые брови. Ее девичья фигура в светлом костюме странно сочеталась со взрослой серьезностью лица. Особого лица, в котором все было правильно и именно так, как надо было для впечатления полной неотразимости. Позже Михаил поймет, что в Тане воплотился фамильный тип лица женщин клана Булгаковых — простые, четкие черты, без налета кукольной красивости и кокетливого жеманства. Это лицо и прямой, внимательный, странно волнующий взгляд подействовали на впечатлительного гимназиста оглушающе. Что-то щелкнуло внутри, и время изменило ход, словно он попал в иное, насыщенное светом и радостью пространство.

— Миша, будь другом, покажи нашей гостье Киев! Она здесь впервые. — Тетя Соня достала из буфета чашки, кекс на овальном блюде, цветные мармеладины в хрустальной вазочке. — Но вначале перекуси хоть что-то. И пирожки от обеда остались.

— Не надо пирожков! Спасибо, ничего не надо, я не голоден. Я… я сейчас же, с радостью!.. — В голубых глазах вспыхнул восторг. — Сегодня Киев чудесен… Сегодня большой праздник.

— Какой же? — подняла брови тетя Соня.

— Это так… Наш, особый, — смутился Михаил.

Перед зеркалом в прихожей Тася пригладила волосы. Осталась недовольна своей бледностью и сонным взглядом. Этот отличник, конечно, очень мило предложил себя в гиды. И, разумеется, будет стараться показать город. Но… ведь это не он. Не тот единственный, предназначенный судьбой, для которого все — весна, радость, цветение, — вся она, Тася, с ее мечтами, преданностью, нежностью. Со всей ее едва начавшейся жизнью.

— Молодые люди, миль пардон! — окликнула с балкона удалявшуюся по улице пару Софья Николаевна — Надеюсь, вы достаточно легкомысленны и юны, чтобы обращаться друг к другу на «ты»?

— Мы чрезвычайно серьезны. Но… — Михаил состроил виноватую гримасу. — Извини, теть Сонечка, но ужинать нас не ждите!

Она хотела возразить, но их и след простыл. Припустили, верно, во всю молодую прыть. Софья Николаевна села в скрипучее кресло и предалась размышлениям.

Лет через десять этот блондинчик станет неплохой партией. Прекрасное воспитание, великолепные задатки. Афанасий Иванович, царство ему небесное, профессор духовной академии, был отличным отцом. Красавец, чистейшей души человек. Обожал детей. Не дал Господь долгой жизни. Варенька, родом тоже из духовного сословия, осталась вдовою с семью детьми — это в тридцать шесть-то лет! И как умно все поставила! Никаких роскошеств, погони за буржуазной помпезностью. При самых скромных доходах сумела так все организовать, что семейство слывет чуть ли не самым художественно образованным в городе. Пение, музыка, литература, театр! Нечетные субботы Булгаковых задают тон. К ним стремится попасть молодежь из хороших домов. И везде заводила Мишель. Шарады, пьесы, игры… Поет чудесно, на фортепьяно играет, а какой милый! Станет врачом, откроет частную практику… Уж у этого отбоя в клиентах не будет. И к дамскому полу, сразу видать, неравнодушен. Глаза-то, глаза-то так и загорелись! Десяток лет — и полгорода к Варе сватов зашлет.

3

Ураганный пробег по Киеву сразил Тасю сумбуром самых разных впечатлений. И ощущение было такое, что она совершила путешествие в далекую страну, полную ошеломляющих чудес. Покрытые брусчаткой улицы, электрические трамваи, похожие на движущиеся балконы в ажурных решетках, чудесные особняки — то в виде рыцарского замка, украшенного грифонами, то терема, вылепленного из шоколада. На центральных улицах нарядная толпа. Здесь сверкают витрины — ювелирные мастерские, полные зеркального блеска и сладких ароматов парикмахерские, манит глаз салон мадам Анжу, за окнами которого, словно застывшие в полете экзотические птицы, красуются самые невообразимые шляпки. У подъездов великолепных гостиниц, соревнующихся в звучности названий, непременно иностранных: «Франсуа», «Метрополь», «Бристоль», вазоны цветов, швейцары в золотых галунах распахивают перед гостями тяжелые двери, снуют мороженщики с чанами на головах, на тротуарах, в тени каштанов и кленов, манят столики кафе под полосатыми зонтиками. А дамы, чинно вышагивающие по Крещатику, — прямо модные картинки!

Еще фонтаны, парки, памятники, няни с нарядными колясками, сидящие на скамейках v ярких клумб, зелень газонов, лежащих коврами подбелы-ми туфельками играющих в серсо кисейно-ажурных девочек. Взлетают обручи, прыгают кудри, прихваченные длинными атласными лентами. — зелень, солнце, блеск!

А самое замечательное заключалось в том. что все это великолепие располагалось на террасах, спускающихся уступами к мощно несущему темные воды Днепру. И стремилось ввысь, туда, где в синеве ясного неба золотом сверкали купола соборов.

Михаил рассказывал Тасе истории обо всем, чего только ни касался взгляд. Он словно торопился околдовать ее своим восторгом, заразить своей радостью.

— Эх, Киев-город! Город чудесный, город прекрасный! Вон там лавра пылает на горе, а Днепро, неописуемый свет! Травы! Сеном пахнет! Склоны! Долы! — Он нагнулся над парапетом смотровой площадки и вдруг резко обернулся к ней: — Таня, ты просто не понимаешь, какой сегодня особенный день. Май — это мой месяц. Я родился в мае! Это же чудно! Можешь не сомневаться, именно этим месяцем, а не январем начинается год, начинается жизнь вообще. Первыми в киевских садах зацветают абрикосы, а потом буйное цветение садов и парков охватывает весь город. И кончается это