Картинка при этом была дёрганая.

Оператора мотыляло из стороны в сторону и чуть ли не на каждое действо в кадре он заплетающимся языком выдавал свой остроумный комментарий. Если бы в какой-то момент в кадр попала стрёмная кукла, а потом началась резня — получился бы точь-в-точь современный фильм ужасов в стиле любительской съёмки.

Застолье. Тосты. Крики «Горько!»

Ну а потом начались танцы. Хотя… как сказать «танцы»? Часть народа просто топталась на месте, а другая, — более пьяная часть, — размахивала конечностями по максимально-возможной амплитуде.

И тут…

— Ну-ка, ну-ка! — я аж пальцами защёлкал. — Отмотай!

Блюр-блюр-блюр-блюр, — сказал кассетник и картинка поехала назад.

— Стой! Вот здесь!

Лёха нажал на воспроизведение. Перед нами опять понеслись эти грязные танцы, но теперь я обратил своё внимание на одну конкретную деталь. Где-то в толпе, так что почти не видно, один седовласый дедок так разошёлся в безудержной пляске, что запутался в собственных ногах и упал…

«Услышь ты музыку, что звучала, когда пал старейший».

— Ещё раз назад! — попросил я Лёху.

Блюр-люр-люр…

— Сделай вперёд рывок! — будто повторяя слова матери пропел голос с приятной джазовой хрипотцой. — И за друзей держись! Взлётною полосой перед тобой вся жизнь!

— Стоп, — попросил я.

Что-то у меня такое уже завертелось на кромке восприятия, но что именно я пока что не понимал. Нужен был ещё один крохотный паззл, ещё одна щепотка понимания.

— Внимание, знатоки, — сказал я. — Что это за песня?

— Хм-м-м, — задумалась Сонька, самая «старая» из нас. — «Земляне», кажется. «Взлётная полоса».

Взлётная полоса, значит…

Архитекторы не ошибаются, они подсказывают. Стена. Разметка. Взлётная полоса. Архитекторы не ошибаются, нет-нет-нет, грёбаный истребитель в грёбаной стене! Минуточку нахрен! Разметка на той дороге, которая идёт к стене не странная, а авиационная! Стена! Разметка! Взлётная полоса! Есть пробитие!

— Ах-ха-ха! — я аж вслух рассмеялся. — Твою-то мать, вот это они заморочились!

— Кто? — не поняла София Романовна. — «Земляне»?

— Да нет же, нет… Короче, — я хлопнул в ладоши. — Я знаю, что делать. Готовьтесь, ребят. Завтра нам нужно будет поймать много гномиков. Очень и очень много гномиков.

— На кой хрен? — не понял Лёха.

— Ну как «на кой хрен»? Будем сажать дракона на взлётную полосу…

* * *

Как и обещал, Костя Ходоров проследил за отцом семейства Апраксиных.

Да, мальчишка он был приметный и для слежки совсем не годился, но Роман Романович всё-таки умудрился его не спалить.

След в след они прошли по Станционной на Шараповку, перебежали через дорогу и вошли в «гаражи». Так в народе назывался мини-городок из хаотично расставленных ракушек на берегу Яузы; без коммуникаций и нормального асфальтированного подъезда, но уж что есть то есть.

Глухое и тихое место.

Обитель тёщиных закруток, приют для алкашей-любителей и репетиционная база гаражных рок-групп в одном флаконе. Самое то, чтобы скрыть что-то.

Или кого-то.

На сколько Костя мог знать, своего гаража у Романа Романовича не было. Впрочем, так оно и оказалось. Цель Костика прошла гаражи насквозь и вышла к берегу. На берегу, в считаных метрах от прибрежных зарослей камыша был припаркован рабочий фургон семейства Апраксиных.

Ну а дальше начало происходить непонятное.

Ходоров затаился в кустах, — в самых больших кустах, — и наблюдал за тем, как Роман Романович разжигал костёр. Как только пламя разгорелось достаточно сильно, Апраксин достал из фургона новенький блестящий казан, зачерпнул воды прямо из Яузы, — попутно чуть в неё не навернулся, — и поставил казан на огонь.

В бурлящую воду Роман Романович высыпал две пачки перловки, затем подождал и покурил. В конце концов он снял казан и затушил костёр по-пионерски, — при этом воровато оглядываясь по сторонам.

Далее Апраксин закинул казан в фургон, закрыл его на ключ, сунул руки в карманы и пошёл прочь, насвистывая себе под нос какую-то весёленькую мелодию.

Херня какая-то, — подумал Ходоров…

Глава 2

Про имена

— Слушай, — сказала Шиза, заглянув под раковину. — Ну скорлупа действительно в мусорке.

Да, батя человек эксцентричный, но даже всякая эксцентричность имеет под собой какое-то основание. Никто и никогда не делает ничего просто так. Я хорошо запомнил слова родителя о неуверенности в завтрашнем дне и о том, что ему, дескать, скоро дома жрать станет нечего. И потому-то первым же делом подумал, что батя решил тайком продать яйца Хаоса.

Кому?

Да чёрт его знает, этот придумает. Отнесёт в японский ресторан и убедит работающих там бурятов, что это традиционный деликатес Страны Восходящего Солнца ещё со времён какой-нибудь там династии.

Однако нет.

Судя по уликам, яйца квартиру не покидали. Оказалось, — вот так сюрприз! — что Роман Романович просто рукожоп. И по правде говоря, спасибо ему за это. Я даже где-то рад, что это приключение закончилось так и не начавшись.

Но вернёмся к бате.

Яйца можно вычеркнуть, а потому его странное поведение было связано с чем-то другим. И ведь реально думает, что мы ничего не замечаем! Наивный.

— Лёх, а когда ты последний раз фургоном пользовался? — спросил я.

— Так э-э-э, — Лёха напрягся, вспоминая. — Не помню. В последний день распродажи, кажется.

— Угу, — кивнул я. — Значит, он мог перегнать его к Яузе уже давно. И уже давно туда ходить, верно?

— Верно, — согласились ребята.

— И уже давно кого-то кормить, — тут меня осенило. — Баребух! Ну точно же! Он не вернул пса и до сих пор держит его в фургоне! Подальше от наших глаз, чтобы мы не возмущались.

Тут Шиза наконец-то закончила изучать содержимое мусорки и закрыла дверцу.

— Как бы благородного француза с перловой диеты не пронесло, — сказала она. — Хы-хы.

— Ну… Это уже не наши проблемы, верно?

Пускай играется, раз хочет. Это проблема не того уровня, что может разрастить во что-то действительно серьёзное. Ну а из изолятора я батю теперь могу достать в любое время дня и ночи; и даже паспорт приносить не понадобится.

— Ну что, отдых? — спросил я. — Вечером ловим гномиков, а завтра поутру идём на дело…

* * *

— Пло-о-оть, — шептал чёрный дракончик, пока его братья недовольно принюхивались к хрючеву из казана. — Нам нужна свежая сырая пло-о-оть.

—