Вторая с еще более невыносимо громким хрустом сломалась влево. Из надломов высунулись кости, но не пролилось ни кровинки. А вены все продолжали набухать, будто кровь в них закипала.

Дана сидела на холодном полу подвала сломанной, выброшенной куклой. Она молча глядела на ноги и боялась шелохнуться. Когда пришло осознание, к мозгу прилили отзвуки невыносимой боли. Они разрастались, становились все громче, пока из глотки Даны не вырвался крик, разодравший сухое горло. Крик вылетел из дома и утонул в толще бескрайнего леса.

* * *

Ей так не хотелось открывать глаза. Убеждала себя, что если притворится спящей, то тварь эта, Борькой названная, уберет свои лапы. Ноги все еще гудели. К боли уже удалось привыкнуть, но стон то и дело просился наружу. Но Дана молчала, не хотела спровоцировать монстра. Борька уже битый час поглаживал ее по коленям. Дана разок подглядела и сразу зажмурилась, увидев, как слизистое нечто теребит свой вялый отросток.

Борька отпустил хер и обеими руками ухватился за шорты Даны. Она от неожиданности распахнула глаза и всхлипнула, на что монстр ответил злобным, но в то же время возбужденным рычанием. Борька запрыгнул на Дану и облизнул ее лицо мозолистым распухшим языком. Запихнул ей в шорты пальцы, пытаясь стянуть их с переломанных ног. Дана немощно била ему в липкую грудь, но с каждым ударом все стремительнее теряла силы.

В темноте раздался металлический скрежет. За ним последовал топот, и тень отбросила Борьку в сторону. Дана осмотрела спасителя — им оказался еще один слизистый нагой монстр, но еще худее и на вид слабее. Однако ему хватило прыти пригвоздить Борьку к полу. С не пойми откуда взявшейся силой монстр одним тяжелым ударом снес Борьке нос, сломал челюсть и превратил морду в кровавое месиво с пустыми глазницами.

Повалив на пол тушку Борьки, монстр продолжал его избивать, хотя тот уже и не дышал, лишь судорожно подергивая пальцами. Наконец, он схватил ногу противника и в один мах оторвал ее. Дана привстала и безмолвно посмотрела на происходящее. Испытывала она смесь страха и благодарности. Монстр плюхнулся на пол, положил ногу в пасть и робко взглянул на гостью в ответ. Не выдержав взгляда красивой девушки, он растерянно опустил глаза и стукнул коленками, будто застеснялся и соизволил прикрыть срам. Плечи поникли, и монстр отполз к стене.

Дана, стараясь унять дрожь, украдкой взглянула на чудовище, надеясь, что оно не набросится и на нее. Стало холодно. Хотелось растереть себе плечи и подыскать хоть какую-то тряпку, которой можно укрыться. Однако боялась шелохнуться и разозлить зверька.

— Спасибо, — наконец нарушила тишину Дана. — К-как тебя зовут?

— Сенька, — голос был высоким, хилым, полностью соответствовал полудохлому виду монстра, — деда Вени я.

— Так значит, клетку покидать можешь, но дед Веня не позволяет свободно гулять?

Сенька промолчал.

Дана перевела взгляд на ноги. Ступни смотрели в противоположные стороны, как у брошенной сломанной куклы. Она больше никогда не сможет ходить. Дана хотела заплакать, позвать на помощь, но не делала этого — не от понимания, что вряд ли кто-то услышит. Просто в какой-то момент перестала чувствовать боль. Слезы отогнало смешанное со страхом любопытство. Дана внимательно глядела на искривленные тростинки перекошенных конечностей, иногда их касалась. И волнующий ее вопрос сам по себе соскользнул с языка.

— Почему мне не больно? — прошептала она.

3

В углу тихонько сопел Сенька. Иногда у него дергались ноги — так обычно происходит во сне у перевозбужденных после активного дня собак. По виду спящего монстра Дана поняла, что наступила ночь. Однако самой и вздремнуть не удалось. Полудохлая мигающая лампа под потолком с трудом освещала помещение, но Дана до боли в глазах пялилась на ноги и следила за тем, как они меняются. Узница перестала их чувствовать, поэтому наблюдение позволяло сохранить уверенность, что конечности совсем не отнялись. Все-таки время от времени пальцы подергивались, а под кожей проносилась неосязаемая рябь. То, что осталось от ног, стремительно чернело, но Дана надеялась, что это все только кажется. Просто проделки бесстыдного, пуще сгустившегося полумрака.

На лестницу упал тонкий луч света. Ступеньки заскрипели, и оттуда выглянула седая морщинистая голова с поблескивающими в скудном свете лампы стеклышками в очках. Вениамин Львович держал в руках металлический поднос, на котором стучали друг о друга шприц и колбочка. Сенька поерзал в углу, но не пробудился, а Дана до жжения в спине впечаталась в стену.

Доктор подошел к пленнице и сел на корточки, звонко хрустнув коленями. Сенька от мерзкого звука дернулся, Дана тревожно взглянула на него, надеясь, что тот вскочит и размозжит старику череп. Но тот спал, или старательно притворялся, боясь разозлить деда Веню. Дана была убеждена в последнем, поскольку и в темноте монстрик не смог утаить дрожь.

Вениамин Львович схватил Дану за колено, облизнулся и положил поднос на пол. Молча взял шприц, втянул в него жидкость из колбы и прошелся по бедру пахнущим спиртом клочком бинта. Дана разомкнула сухие губы, чтобы попросить старика сжалиться, но не успела и пискнуть, как тот вонзил иглу в ногу и надавил на поршень. Дана завизжала, Сенька свернулся в клубок, а Вениамин Львович с задором юнца бросил шприц с колбой на поднос и вскочил, вновь звонко прогремев больными ногами. Вытащил из нагрудного кармана крохотную записную книжку, изжеванный карандаш и принялся что-то калякать.

От тугой боли в уже обеих ногах Дана замычала. Казалась, боль после неприятного укуса комарика с каждой секундой распространялась по всему телу и вот-вот могла поразить все органы разом. Нога, куда пришелся укол, забилась в судорогах — казалось, существовала отдельно от всего тела. Дана схватилась за нее, попыталась унять, но та только сильнее билась о влажный от горячего пота пол. Раздался хруст, но теперь не от ног старика — а от ее собственных. Посиневшая от онемения стопа провернулась на сто восемьдесят градусов, пальцы хаотично зашевелились.

Чувства от болевого шока притупились, жар обратился ледяной липкой влагой. Раздался еще один хруст, и стопа встала на свое законное место. Не успела Дана и охнуть, как торчащие из надлома в ноге кости срослись и прошмыгнули под кожу. Перелома как не бывало, и рядом с искривленной кочерыжкой белела ровная целехонькая ножка. И только синяки на месте прежнего перелома напоминали о муках, все еще терзающих разум.

Доктор заключил наблюдения почеркушкой, недовольно цокнул и кинул книжку в карман. Вытащил оттуда же градусник, измерил пленнице, которая безмолвной куклой поддавалась всем его прихотям,