Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как сталь, — мурлыкнул он, и от этих слов Дана тут же ощутила привкус железа во рту и неописуемую тяжесть в ноге, — не все так гладко прошло, но будем считать, что ты справилась, милая.
Вениамин Львович задорно шлепнул Дану по бедру и направился к выходу. Умиротворенно посмотрел на сжавшийся комочек в темном углу, кивнул, наслаждаясь послушностью выдрессированного зверька, и погрузился во тьму. Дане хотелось хоть что-нибудь сказать Сеньке. Задать ему вопрос, проходил ли он нечто подобное. Но теплая мгла слишком ласково убаюкивала. Устоять перед обманчивой сладостью покоя не представлялось возможным.
* * *
Дана проснулась от вновь восставшего жара. Тело стонало, в груди полыхал огонь. Из полумрака на нее глядели два желтых обеспокоенных глаза. Дрожащие тонкие руки потянули ей ковшик с водицей, Дана с диким воплем ударила по нему и выплеснула содержимое. Монстрик скукожился и прыгнул за ковшом, подбежал к бочке, черпанул чуток и вернулся к страдалице.
— Надо пить, — прохрипел Сенька и протянул Дане водицы.
Сенька осторожно обхватил затылок Даны, помог ей приподняться и влил сквозь сухие губы ледяную струю. Та жадно отпила, откашлялась и в следующий миг застучала зубами.
— Терпеть надо. Пот капает. Но пот — хорошо. Спать.
Тело обмякло. Дана перестала его чувствовать. Последним, что она успела ухватить перед падением в теплый мрак, были ноги. Ей казалось, что это лишь сон, потому что так не бывает. Белые, красивые, прямые ноги. Прямо как раньше. Только с пульсирующими синими венками и набухшими мышцами. «Это кошмар, просто кошмар», — убаюкивал голос — то ли ее собственный, то ли чей-то еще. Далекого незнакомца, способного прекратить кошмар, который и не думает кончаться.
* * *
Вениамин Львович спустил в подвал торшер и несколько резиновых игрушек для Сеньки. Потому что подопытные хорошо себя вели.
— А то в темноте все, в темноте. Не прощу тебя Сенька за то, что с Борькой сделал. Но хоть барыню нашу выходил, — облизываясь и причмокивая объяснял доктор Сеньке, но смотрел лишь на Дану.
Благодаря торшеру Дана и поняла, что просидела в подвале по меньшей мере двух недель. От тусклого света удалось разглядеть волоски на ногах. Обычно колючкой они покрываются не раньше двух недель после бритья.
Внутри все заколотило. К горлу подпрыгнул горький комок, а по щекам потекли горячие слезы. Сенька озабоченно прыгнул к Дане. Раньше старался прикрывать при ней пенис, но теперь так привык — что спокойно болтал им, как послушный пес хвостом. Дане же давно стало все равно, что перед ней на четвереньках бегает слизистое худющее нечто. Рукава кофты покрылись твердой коркой от подсохшей слизи. Монстрик помогал Дане отойти в угол, служащий уборной, поэтому заляпал мерзкой дрянью.
Сенька одной рукой обхватил плечо Даны, другой схватился за ее бедро. На нем иногда подрагивали мускулы, но вены уже пару дней как перестали плясать. Сжал бедро сильнее, начал его массировать, и в глазах Даны вспыхнула физиономия Борьки, который уже давно покоится в морозильной камере. Дед Веня объяснял, что тело ему нужно для исследований. Дана крепко ударила Сеньке по челюсти, отчего тот обрызгал одежду свежей порцией слизи и слюней.
— Нет, нет, Сенька холоший! — заплакал он.
— Какого черта лапаешь, полудурок!?
— Нохи! Нохи! Сильные нохи!
— Волосатые нохи, придурок, — буркнула Дана. Сенька обиженно опустил глаза. — Прости. Мне стало страшно. Что с моими ногами, Сень?
— Сильные… Пора.
— Куда пора?
Сенька указал пальцем на маленькое оконце под потолком. Дана как-то и забыла про него. Неприметная маленькая дыра, отделяющая от свободы лишь стеклом. Решетку старый психопат не оставил. Дана хотела было рявкнуть на полоумного за то, что не напомнил о нем раньше. Но не стала этого делать — поняла, что дотянуться можно лишь вдвоем, на крепких ногах.
Сенька помог Дане встать, и вместе они подошли к окну. Сенька опустился на четвереньки и жестом указал на спину.
— А как же ты, дружок?
— Дед Веня уфол в лес. Но я не наю, када придет, — Сенька глубоко вздохнул и отвернулся к стене, — я нужен.
— Я тебя поняла. Но вернусь, обещаю, вернусь с подмогой.
— Не надо, — Сенька еще раз коротко показал на спину, и Дана повиновалась.
Дана ловко забралась на спину. Сенька под девицей слегка пошатнулся, согнулся, но все же смог выпрямить спину. Удержаться на скользкой поверхности — задачка посложнее. Дана хваталась за каменистую стену, но все равно рухнула, не успев и пальца к окну потянуть. Во второй раз была смекалистее — сняла кофту, положила ее на тело Сеньки и куда смелее прошлой попытки, в одном лифчике запрыгнула на тельце. Сенька заскрипел зубами, под ногами Даны хрустнуло, но монстрик уверенно держался на четвереньках.
Пальцы уже коснулись холодного стекла, как наверху послышался шум. Кости под ногами затряслись, а пальцы судорожно застучали по окну.
— Да как же открыть!
Дана воткнула ногти в щель между стеклом и рамкой и потянула к себе. Послышался скрип, но окно не открылось ни на миллиметр. Приглядевшись, Дана поняла, что оно прибито гвоздями с той стороны. Дана чертыхнулась, зажмурилась и ударила в стекло локтем.
Осколки полетели на покрытое мятой тканью тельце. Ноги и руки Сеньки дрожали, но он не смел сдвинуться с места — хотя ноги Даны уже торчали в окне. Наверху шум прекратился, его сменил стремительно приближающийся топот. Дверь распахнулась, и Вениамин Львович сбежал по лестнице. Увидев торчащие из окна ноги, он чуть ли не в прискок настиг их и дернул со всей дури. Дана поцарапала руки осколками и повалилась на пол. Доктор безмолвно подошел к Сеньке, пнул его по ребрам и харкнул в худое тельце.
Вениамин Львович перешагнул через Дану. Та попыталась схватить его за ноги, но только слабо стукнула обессиленными руками. Все еще не проронив ни словечка, доктор подошел к двери, пренебрежительно взглянул на подопытных, недовольно хмыкнул и скрылся за дверью.
4
Вернулся заделывать окно Вениамин Львович только спустя сутки. Быть может, он не верил, что у Даны найдется силенок провернуть еще одну попытку побега. Или хотел помучить их Сенькой, ведь из окна всю ночь лился лесной морозец, а местные кровососы липли на ослабшие тушки.
Доктор молча подошел к окну с другой стороны и принялся ввинчивать прутики. На пленников он и не взглянул, заставляя почувствовать вину. Сенька забился в угол и скулил, а Дана только злилась и представляла, как вгрызается старику в