далекой стране, что это невероятно и было бы чудесно, если бы не та неопределенность, в которую я попала. Машина свернула ещё и ещё раз в переплетениях улиц, затем по обеим сторонам потянулись чёрные силуэты деревьев, словно мы въехали в лес.

— Куда мы приехали? — спросила я, стараясь не выдать тревоги.

— Сент-Хелен Вуд, — буркнул водитель. — Куда хотели, мэм.

Еще один поворот, свет фар вырвал из темноты табличку с надписью «Woodcombe Drive», он остановил машину и повернулся ко мне.

— Приехали, мэм.

— Спасибо. Сколько я вам должна?

— Два фунта, ночной тариф…

Значит, восемь вечера у них уже ночь? Отдала таксисту две монеты, выбралась из машины и осталась одна на полутёмной улице, с одной стороны которой тянулись какие-то заросли, а с другой, за чёрной полосой живой изгороди, виднелись силуэты домов, оживлённые несколькими тепло светящимися окнами. Что делать, если в доме номер три меня не ждут или здесь совсем нет такого дома? Ночевать на улице или стучать в первую попавшуюся дверь? Нужно попросить таксиста подождать… Мысль была верная, но запоздавшая, огни авто уже мелькнули за поворотом, и я осталась одна на ветру, в переулке под названием «Лесной овраг», о котором столько нафантазировала, старая дура. Ветер ударил в лицо, вышибая слёзы. Вытерла их уже промокшим носовым платком и зашагала вперед. Впрочем, долго идти не пришлось, через несколько шагов изгородь оборвалась, открыв дорожку, ведущую к дому. В окне на первом этаже горел свет, его отблеск падал на белую колонну, поддерживающую козырёк над входом, и на цифру 3, начертанную на ней. Свет в окне обнадеживал, я немного постояла, дрожа от холода и волнения, и свернула к дому, таща за собой чемодан — он подпрыгивал на усыпанной мелким гравием дорожке, производя неприятный скрежет. Ничего, пусть обитатели дома услышат моё приближение! Возле двери поправила шапочку, стащила перчатки, провела ладонями по загоревшемуся жаром лицу, вдохнула-выдохнула и дёрнула за шнур колокольчика. Кажется, он отдался далёким звоном где-то в доме. Я снова дёрнула шнур, но никто так и не подошёл к двери. За спиной послышались шаги или мне это показалось? Я обернулась, дёрнулась, в отчаянии схватилась за ручку двери и чуть не упала, потому что она поддалась, открывшись. За спиной ухнул порыв ветра, зашумели, зашуршали листья, что-то хрустнуло, словно сломалась ветка. Удержавшись на ногах, я замерла на секунду, затем шагнула вперёд в темноту, наткнулась на какой-то предмет, он упал, загремев, я застыла на месте и спросила:

— Это Вудкэм драйв, 3?

Никакого ответа не последовало, и я двинулась по направлению к свету, что узкой полосой падал из полуоткрытой двери. Остановившись на этой полосе, я громко сказала:

— Здесь есть кто-нибудь? Джеймс? Дверь была открыта…

И вновь молчание было мне ответом, хотя, грохот, произведенный неловким вторжением, мог бы разбудить и слона. Я осторожно открыла дверь и вошла в комнату. Свет исходил от большой настольной лампы, стоящей на журнальном столике. Судя по всему, комната являлась гостиной, и она была пуста.

Глава 3. Ленинград. Курсовая. Пролитый кофе

Пробравшись мимо Лёни, который рассказывал что-то забавное смеющимся приятелям, Ася рухнула на скамью возле Валентины, той самой третьей отсутствующей соседки по комнате. Недавно выйдя замуж, та была безнадежно беременна — беспомощно, отрешенно, многозначительно. Беременность с каждым курсом становилась все более популярным явлением, точными попаданиями пробивая бреши в стройных рядах девичьей половины факультета.

Валентина вальяжно подвинулась, завозилась, устраивая себя в узком пространстве между столом и скамьей. Ася, положив на стол тубус, рассеянно ответила на дежурный вопрос подруги и уставилась на темноволосый Лёнин затылок — Акулов сидел в двух рядах впереди. Она зажмурилась, сосчитала до десяти, открыла глаза и вздрогнула — он обернулся и смотрел — нет, не на неё, куда-то мимо, улыбался — нет, не ей, а кому-то сидящему там… позади.

«Да ты хоть слышишь, что я говорю?» — донеслось до Аси — Валентина пыталась пробиться сквозь чувственный туман, в котором плавала романтично одуревшая подруга.

— А? Что ты сказала? Прости, отвлеклась, задумалась… Спать хочется, — пробормотала Ася.

Лёня помахал кому-то рукой, скользнул взглядом по её лицу. Она вспыхнула и быстро отвела глаза, морщась и делая вид, что с огромным интересом рассматривает висящий на стене портрет профессора Белелюбского, инженера и учёного в области строительной механики и мостостроения. Профессор, утонувший в роскошных усах и бакенбардах, смотрел умно и укоризненно, возможно, осуждая легкомыслие особ женского пола, которые только и думают о своих сердечных делах, забывая о прекрасных инженерных конструкциях.

— О чем задумалась? Опять о своём Смоличе? И сколько можно заниматься такими глупостями? — в тоне Валентины почти всегда фоном звучала назидательная нота многоопытной женщины. Нота эта очень усилилась, когда Валя обрела замужний статус и нежданную беременность. Звучала необидно — то ли, потому что была частью Валентининой сущности, то ли все к этому привыкли и уже не обращали внимания.

Ася пожала плечами, — как-то в недобрый час она, вернувшись из театра, поделилась с подругой своим восторгом от игры и внешности актера Смолича, и теперь, постоянно выслушивая замечания Валентины по поводу «этих глупостей», уже жалела о своих откровениях. Да и спорить с беременной, практически на сносях, женщиной было бы просто бесчеловечно.

— Как он сегодня там? — спросила она, кивнув на округлый живот подруги.

Тема была беспроигрышной — Валентина тотчас подхватила её.

— Пятками бьёт с утра, — любовно пожаловалась она, положив ладонь на живот, и мгновенно закрылась, замкнулась вдвоём с неизвестным человечком, что рвался выбраться на свет.

Ася улыбнулась, смутившись и, как всегда, стесняясь продолжать разговор на эту загадочную и хрупкую тему, замолчала, почувствовав себя глупой девчонкой.

В дополнение к глупостям в кармашке сумки ждал сегодняшнего вечернего часа билет на гастрольный спектакль МХаТа. Пьеса принадлежала перу модного драматурга, бросившего весь свой талант на разрешение производственно-моральных проблем, и Асе была хорошо знакома. Не то, чтобы ей нравилось вникать в хитросплетения и интриги, строящиеся на почве недостроенных объектов и переплаченных премий, но пьеса эта шла на сцене БДТ, и главную роль в спектакле играл Смолич — широко, пылко, страстно, пуская в ход весь арсенал своего артистического и мужского обаяния и темперамента. Ася смотрела этот спектакль три раза и решила оценить другую постановку, тем более что ведущую роль у москвичей исполнял знаменитый, очень популярный актер. Невысокий, полный, лысеющий, с высоким чуть хрипловатым голосом, больше спокойный, чем страстный, он являл собой полную противоположность Смоличу — как внешне, так и внутренне.

— Ась, ты