но это все давно быльем поросло. Его сестра клялась (и ей-богу, я ей верю), что может расписать по минутам, как он жил последние пятнадцать лет. Мотив? Половина его состояния досталась сестре, другая половина – музею Южного Кенсингтона. Поскольку у сестры было железное алиби – она играла в бридж (впрочем, мы никогда всерьез ее и не подозревали), подозреваемых у нас не осталось. Последними арендаторами этого дома были мистер и миссис Джереми Дервент. Сам Дервент был адвокатом с патологически безупречной репутацией, с Дартли супругов не связывало вообще ничего, так что мы опять оказались в тупике. Единственным увлечением Дартли было коллекционирование предметов искусства, и особенное предпочтение он отдавал керамике и фарфору. Вот теперь давайте вернемся к нашим десяти чайным чашкам.

Понимаете, сэр, меня не назовешь знатоком искусства. Все эти художественные финтифлюшки не по моей части. Но даже мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что эти чашки – нечто особенное. На каждой из них были нарисованы павлиньи перья, переплетенные друг с другом – оранжевые, желтые, голубые. Они казались мягкими и невесомыми и словно бы колыхались, когда на них останавливаешь взгляд. А еще эти чашки выглядели очень старинными. Какой-то свет исходил от них, честное слово. Я сразу подумал, что они ценные, и не ошибся. Вот что написал нам эксперт из музея Южного Кенсингтона:

Эти чайные чашки – превосходнейший образчик майолики раннего итальянского Возрождения, до сих пор мне не приходилось видеть ничего подобного.

Они произведены в мастерской маэстро Джоржио Андреоли из Губбио, на них есть его подпись и дата – 1525 год. По моему мнению, эти чашки уникальны. Они, разумеется, не использовались для чаепитий, поскольку Европа не была знакома с этим напитком вплоть до середины семнадцатого столетия. Признаться, их предназначение для меня загадка. Могу предположить, что они были созданы для церемониального обряда какого-нибудь тайного общества, коих было достаточно в те времена в Венеции. Они представляют немалую ценность и на аукционе могли бы уйти за две-три тысячи фунтов.

– Ага. – Г. М. заломил бровь. – Это большие деньги. Звучит многообещающе.

– Да, сэр, я тоже так подумал. Первым делом мы стали искать владельца чашек; оказалось, что они принадлежат самому Дартли. Похоже, он приобрел их в тот же день, тридцатого апреля, в художественной галерее «Соар» на Бонд-стрит. Чашки продал ему старик Соар лично; сделка держалась в большом секрете, и обошлись они Дартли в двадцать пять сотен наличными. Мы решили, что нащупали какой-то мотив, пусть и патологический. Предположим, некий малахольный коллекционер решил во что бы то ни стало заполучить эти чашки и использовал для этого дьявольски сложный способ. Да, идея выглядит безумной, но попробуйте придумать лучше.

Убийца продумал все до мелочей. Взять, к примеру, мебель. Мы выяснили, что двумя днями раньше, двадцать восьмого апреля, в офис компании «Мебель для дома», расположенный на улице Холборн, – это один из тех гигантских магазинов, где можно купить все – от громоотводов до занавесок, – было доставлено анонимное письмо, к которому прилагалось двадцать пятифунтовых банкнот. Отправитель выразил желание приобрести самую лучшую мебель для гостиной и прихожей. Далее следовало распоряжение подготовить мебель к отправке. Что ж, мебель упаковали для перевозки. Транспортная компания «Картрайт» тоже получила анонимное письмо с вложенной пятифунтовой банкнотой. В письме содержались следующие указания: отправить мебельный фургон в магазин «Мебель для дома», чтобы забрать там груз и доставить его по адресу: Пендрагон-Гарденс, восемнадцать (ключ от входной двери находился в том же конверте), мебель следовало занести в дом и оставить внутри. Все было сделано в срок, хотя никто заказчика и в глаза не видел. Грузчики просто сгрузили мебель в холле, не дожидаясь хозяев. А заказчик, должно быть, уже сам потом расставил ее по комнатам. Конечно, соседи заметили суету вокруг дома, но не обратили на это особого внимания, решив, что въезжает новый жилец.

Г. М. поморщился, словно ему докучала невидимая муха.

– Постой-ка, – сказал он. – Анонимные письма были написаны от руки или напечатаны на машинке?

– Напечатаны на машинке.

– Ага… На той же машинке, на которой напечатано приглашение на чаепитие?

– Нет, сэр. На другой. К тому же – как бы это сказать – напечатаны они по-разному. В записке про чаепитие, как видите, строчки неровные и неумелые. А два других письма напечатаны очень чисто. Руку опытной машинистки сразу видно.

– Угу… Что там дальше?

Мастерс вздохнул:

– Значит, мм, заключение, мм, к которому мы не могли не прийти, таково: убийца подготовил нечто вроде ловушки. Так? Он нашел пустующий дом, постарался создать впечатление, что живет там: для этого было достаточно меблировать только те комнаты, которые мог видеть его гость. Дартли вошел внутрь, неся под мышкой ящик с десятью чайными чашками, и по какой-то причине был убит. Может, из-за этих чашек.

До этого момента поведение Дартли согласуется с нашей гипотезой. В тот вечер, когда его убили, он покинул свой дом на Сауз-Одли-стрит в половине десятого. Его сестра к тому времени уже уехала играть в бридж на их общем автомобиле, но дворецкий видел Дартли и даже говорил с ним. С собой у Дартли была большая коробка, упакованная в оберточную бумагу, как раз впору для десяти чайных чашек. Однако он не сказал дворецкому, куда собирается идти. Возле дома он поймал такси, и мы даже смогли разыскать таксиста. Он отправился прямиком на Пендрагон-Гарденс, восемнадцать. – Мастерс мрачно усмехнулся. – Таксист хорошо его запомнил. Тут нам повезло. Поездка до Пендрагон-Гарденс стоила три шиллинга шесть пенсов, и Дартли раскошелился еще на два пенса чаевых. Похоже, старый скряга нелегко расставался с деньгами. На этом наша удача и кончилась. Таксист так разозлился, что рванул с места, даже не оглянувшись. Проклятье, а ведь мог бы заметить, кто открыл Дартли дверь! Он запомнил только, что в доме совсем не было света. – Мастерс безнадежно махнул рукой. – Вот и все, что нам удалось выяснить. А дальше мы все время упирались в чертов тупик. Никаких странностей, никаких врагов – ничего! Если вы скажете, что его… гм… завлекли… – Мастерс поежился от неловкости за мелодраматический оборот, – что его заманили в тот дом и убили из-за чайных чашек… Что ж, сэр, осмелюсь заявить, что это первое, что приходит в голову. Но я не вижу смысла. Вот именно! Про убийцу не скажешь, что он без гроша в кармане. Чтобы расставить свою ловушку, он пошел на нешуточные расходы. Да за одну только мебель ему пришлось выложить сто фунтов – за такие