нескольких шагах от дома. Я так устал. Мне хочется поскорее залезть в кишки, укутаться тёплым одеялом мягких фекалий и быстро провалиться в сон. Но моим мечтам не суждено сбыться. Твою мать! Опять!

Как только я испустил молофью, обрёл полный контроль над разумом девчонки, — в ту же секунду я слышу:

— Червячок!

Бля, меня спалили!

Открыв глаза, я вижу возле себя ошарашенного Отто, смотрящего на меня с широко раскрытыми глазами. Какого хрена! Я так и говорю:

— Какого хрена! Ты что, подглядываешь за мной?

Он начал мямлить и оправдываться, как подросток, пойманный своей мамашей за онанизмом. Одеяло валялось на полу, и я уже начал представлять: что-то он там разглядывал, но тут же расслабился, увидев белую повязку, окутавшую мою грудь.

— Ах ты засранец!

Я хватаю его за шею, спрыгиваю с кровати, и мы вместе валимся на пол. Чуть придушив его, спрашиваю:

— Ты что, дрочил, глядя на меня?

— Он хрипит, хватает меня за руки, пробует их отвезти в сторону, но не тут-то было, хватка у меня железная.

— Я… — произносит он, задыхаясь, — я…

— Что: Я? Ты дрочил?

— Я ничего не делал… меня отец послал тебя разбудить…

— Никакого червячка ты не видел! Понял меня?

— Но я видел, как из твоего глаза…

— Нихуя ты не видел! — и встряхиваю его, хорошенько, чтоб выбить всё дерьмо, что успело скопиться в его голове. — Понял?

— Но червячок…

Блядь! Тупой пиздюк!

— Ты ничего не видел, это была сопля, длинная!

— Но она из глаза…

Мне хочется его отпиздить, врезать как следует, вырвать язык! Так, стоп, это уже перебор…

— Отто, — говорю я спокойно, — тебе показалось. Нет никакого «червячка»! Хорошо?

Он открыл рот и прохрипел: хорошо.

— Ну, вот и славно.

Я медленно слезаю с него, но в этот момент дверь в комнату открывается. Отец Отто!

— Что случилось? — спрашивает он. — Я слышал шум. Отто, ты почему лежишь на полу?

— Мы играли, — улыбнувшись, я начинаю сочинять очередную небылицу. — Играли в слона.

— Играли в слона… это что еще за чудо?

Отец Отто явно удивлён. Видимо, они не то чтобы не видели ни разу слона, но даже и не слышали о таком звере.

— Это не «чудо», а игра, и Отто в ней победил меня. Верно, шкет?

Я протягиваю ему руку. Он хватает меня за ладонь и начинает подниматься.

— Победил, — он напуган, растерян, но, посмотрев на меня, добавляет: — Победил её, пап. Я победил!

— Ладно, Отто, пойдём. Инге нужно одеться, — он перевел взгляд на меня, и с присущей отцовской теплотой говорит: — Твои грязные вещи мать забрала в стирку. Но у неё для тебя приятный презент. На стуле найдёшь одно из её любимых платьев. Ну, когда она была молода… Одевайся и мы ждём тебя. Завтрак стынет.

Они вышли из комнаты, а в голове у меня только и крутиться — платье-платье-платье. Блядь, да какого хера! Еще и платье носить? Я подбежал к стулу, осмотрелся. Ничего! Вещей моих нет! Только грёбаное платье, которое я быстро скинул на пол. На мне белая повязка вместо лифчика, и трусы. И в таком виде даже мне будет стыдно выйти на люди. Ну что же, платье так платье.

Подняв с пола платье, я примерил его к своему телу. В голове всплыли образы музыкальных кумиров, позволявших себе на концертах выходить в подобных вещах. Они были крутые, но только до тех пор, пока не вышибали себе мозги или не отправлялись в бесконечный сон после очередной передозировки наркоты. Слабаки! Я вот смог устоять! Встать на подоконник и устоять! Может, я и не рок звезда, но это платье — белое, облегающее, доходящее до колен, с двумя тонкими лямками, — было мне к лицу. Однозначно, при первой возможности, я его сменю.

Одевшись, я выхожу в кухню. Запах горячей еды сразу же сводит меня с ума. В кишках совсем нет еды, а та, что переваривается в желудке, не сможет нас прокормить. У меня закружилась голова, тело охватила еле заметная судорога, словно у меня поднялся сахар, и, если я немедленно не сделаю укол инсулина — упаду в обморок.

— Инга, присаживайся, — увидев мою растерянность, мать вежливо приглашает меня за стол.

Отец поставил рядом с Отто стул и указал мне на него рукой. Круто, у меня будет офигенная компания! Я хочу жрать, пить, и меня никто не остановит!

Я ныряю за стол. Хватаю ложку и вижу в тарелке кашу. Настроение моё быстро опустилось, как хер при виде ляжки сморщенной старушки, но ничего страшного, и это сойдёт.

Только я успеваю пару ложек сунуть себе в рот, как отец спрашивает:

— И как ты собралась искать Роже?

С полным ртом я отвечаю:

— Пока не знаю. Пойду по дороге, следом за «Кровокожами», а там тропинка приведёт куда надо.

Мать не выдерживает и начинает истереть:

— Но ты можешь заблудиться, потеряться! Дикие звери…

Блядь, можно мне спокойно поесть? Пожалуйста, заткнитесь! Дайте мне пожрать!

— Она не заблудится, — говорит отец, — лес — её второй дом. Правда? — и смотрит на меня.

Заебали…

— Правда! — и кусочки каши вываливаются из моего рта.

Отто захихикал, а я даже не обратил внимание.

— Доедай кашу, — говорит отец, — и пойдём к Эдгарсу. Он тот еще путешественник. Обследовал все леса в округе, регулярно ходит в соседнюю деревню. Он наш портной. Всегда возвращается с качественной кожей: крепкой и мягкой. Хотя, чаще мы ему сами приносили кожу, ну ту, что срезали с коров и свиней, а теперь, когда Роже с нами нет, я уже и не знаю из чего мы будем делать сандалии, да одежду на листопад. А листопад уже не за горами…

Я не знаю. Честно, я не ебу из чего вы будете делать свои шмотки. Мне похую! У меня просто свербит в одном месте из-за того, что где-то спокойно себе путешествует баба, осмелившаяся обозвать меня паразитом. И, к тому же, занимающаяся киднепингом! Вот сука! Я этого так просто не оставлю! Я обязательно тебя найду. Найду и придушу!

Глава 2

Ну вот и позавтракали.

Тёплая кашка провалилась в желудок и уже готовилась ворваться ко мне в кишки. Конечно не