Сестра ушла, качая головой. Она не узнавала своего брата. И она решила, что это последствие аварии. Остальные родственники не пожелали явиться. Впрочем, пожаловал Дмитрий, с которым он попросту притворялся как мог, убеждая, что ничего не помнит. На третий день явились многочисленные подруги, с которыми Белосельскому ранее нравилось играть в «романтические» идиллии. Елена, которая была больше всех дорога ему, не смогла или не захотела прийти. А ведь он так перед ней был виноват! Нет, он все исправит и извинится перед ней…

Не через три дня, а недели через две к Алексею начали возвращаться силы. Он избегал встреч с друзьями и подругами и принимал только Марину. С сестрой он окончательно помирился.

— Кстати, я собираюсь вернуть тебе акции, которые достались мне от дедушки. Я тогда поступил подло… Не благодари… Но это еще не все. Как только я окрепну, все узнают…

— О чем?

— Пока рано об этом говорить. Я еще не полностью восстановил силы. Но очень скоро все узнают о моем решении. Я тебе скажу, как тогда нужно поступить. И еще, дай мне, пожалуйста, адрес и телефон того друга дедушки… который… военный в отставке… Мне с ним нужно поговорить, а еще лучше увидеться.

— Зачем тебе этот ворчун?

— Видишь ли, мне в скором времени понадобится надежная охрана… ведь то, чем я собираюсь заняться, очень не понравится многим людям…

— И чем же?

— Благотворительностью… — произнес Белосельский так тихо, что сестра не услышала его. — Неважно, сделай, как я прошу!

Марина с сомнением покачала головой и провела рукой по его слега взлохмаченным светлым волосам.

— Как скажешь… Но ты точно не болен? Может, у тебя что-то не в порядке?

Но он нетерпеливо прервал ее:

— И помни теперь, что я всегда на твоей стороне. Я твой брат, и не дам в обиду мою сестру! Никогда!

Сестра ушла удивленная. Она не знала, приписывать ли благодушное настроение брата его чудесному воскрешению после жуткой аварии или, наоборот, страшиться начала худшей болезни, зовущейся весьма красноречиво в устах простого народа.

Алексей пребывал в раздумьях. Они не были отмечены ни печатью меланхолии, ни мизантропии. Наоборот, пока он выздоравливал, он делал кое-какие заметки в дневнике, прикидывал будущие расходы и даже позвонил старому другу деда — полковнику в отставке, которого помнил с детства.

Пятого августа роскошный трехэтажный особняк, располагающийся в одном из самых престижных районов Подмосковья, был полон народа. С самого утра во дворе, у фонтана, на игровых площадках и на тропинках для гольфа царило небывало возбуждение. Как мог догадаться читатель, особняк этот принадлежал Белосельскому и был его «личной резиденцией», где он любил проводить немало времени. Многочисленные друзья, приятели, родственники, подружки, — все те, кто составлял непосредственный круг общения Белосельского, сегодня желали в этот знаменательный день оказаться здесь, поприветствовать «воскресшего Алешу» и заверить его в своей любви и преданности. Больше всех усердствовал Дмитрий, двоюродный брат, совладелец бизнеса Белосельского, упитанный лысоватый человек лет сорока; с вызывающей надменностью он отдавал приказы повсюду — куда удобнее поставить праздничный торт, как рациональнее разместить афишу «COME BACK, ALEXEY» и повесить воздушные шарики. Впрочем, было решено накрыть праздничный стол прямо в гостиной, а затем продолжить веселье в бассейне. Дмитрий сообщил, что машина за Алексеем уже выехала и должна была привезти хозяина часам к пяти, не раньше. А пока что Дмитрий считал себя почти что владельцем этого роскошного дома. Он разговаривал со всеми покровительственным тоном, непристойно шутил, позволял себе адресовывать нескромные жесты девушкам, которые сами, надо сказать, не прочь были пофлиртовать, ибо все знали о значительном состоянии двоюродного брата Белосельского.

Наконец, когда гости и приглашенные уже устали от ожидания, Дмитрий оповестил всех, что машина через пять минут появится у ворот.

— Надо сделать сюрприз! Как на дне рождения! Сегодня мой дорогой Алеша должен понять, насколько мы его любим!

Идея была поддержана всеми. Марина была тоже здесь, хотя Дмитрий сказал ей несколько крайне вызывающих слов.

Черный лимузин проехал через парадный вход, и вскоре все увидели виновника торжества. Он выглядел немного похудевшим и осунувшимся. Несмотря на прохладный день, он был в рубашке с коротким рукавом и в слегка помятых брюках. Лицо его хранило слегка печальное и в то же время величественное выражение; в глазах притаилась насмешливая искра. В довершение ко всему он был небрит. Первое, что заметили гости, Алексей сухо поздоровался со всеми, несмотря на то, что его хотели обнять и расцеловать столько трепещущих губ. Напрасно очаровательные девушки обнимали молодого человека за шею, напрасно расточали самые сладкие многообещающие взгляды; напрасно Дмитрий буквально «душил» в объятиях брата — Алексей отпрянул от него как от змеи и прошептал лишь одно слово: «Иуда!» Если брат и расслышал это слово, то не придал этому никакого значения. После многочисленных, полных фальши поздравлений и неискренних пожеланий здоровья Дмитрий взял микрофон и поднял руку — голоса тотчас смолкли.

— По такому торжественному случаю я пригласил знаменитую рок-группу, которая…

Но здесь все с удивлением увидели, что Алексей резко выпрямился, почти вырвал микрофон из рук брата и, насильно усадив за стол, произнес твердым и спокойным голосом:

— Долг вежливости требует, чтобы я поблагодарил всех присутствующих за этот теплый прием, который меня, разумеется, еще полностью не разуверил в том, что в мире больше нет искренности… Что ж, я благодарю вас, господа, за этот музыкальный номер, за все эти изъявления симпатии и любви… Но… (при этом за столом наступила тягостная тишина и многие стали переглядываться) к сожалению, или, вернее, к счастью для меня, это все является бесполезным… Это дань моему прошлому… Ибо Алексея Белосельского больше нет… Да! Да! Алексей разбился в аварии месяц тому назад на Тверской улице. Того человека, которого вы любили и ценили, и который посещал с вами клубы, ездил на пикники, больше не существует!

Трудно описать то впечатление, которое произвели на всех слова Белосельского. Дмитрий решил, что это шутка, и попытался встать, но был усажен таким резким жестом брата, который заставил его усомниться в здравости рассудка последнего.

— Я говорю, что отныне я буду тщательно выбирать людей, которых можно именовать священным словом «друг»… Первым делом я избавлюсь от братьев, проворачивающих за спиной махинации, а потом скрывающихся в тени своих кабинетов; я вышвырну вон из этого дома приживалок, которые даже не заслуживают статуса «подружек»; я не потерплю лицемерных приятелей, которые способны лишь вытягивать деньги на бесконечные развлечения и делать ставки в казино… Этого я в своем доме не потерплю!

Если бы молния влетела в окно и ударила посреди всего этого сборища, то она и тогда бы произвела меньший эффект, чем слова Белосельского. У многих широко раскрылись глаза и чуть не вылезли «из орбит»; девушки разочарованно опустили глаза; хмельные приятели выглядели несколько пришибленными. Одна из «нимф», дерзкого вида красотка по имени Лола, резко вскочила из-за стола и решительно направилась к Белосельскому: