Они с матерью уехали через четыре дня. Теперь Ольге двадцатьсемь, но ей до сих пор стыдно за бегство из Тбилиси, в котором она больше небыла никогда. Даже на похороны матери не поехала — рано состарившиеся женщины вчерном увезли ее тело из Москвы. Тогда Ольга свалилась в лихорадке и двенедели, пока отец оставался в Тбилиси, пролежала у Инки.

Прости меня, мамочка. При жизни я редко называла тебя мамой.Только Мананой, как отец, даже в этом я старалась .походить на него: Манана, тыопять сделала это противное лобио, ты же знаешь, что я не люблю твою грузинскуюкухню… Манана, тебя опять вызывают в школу. Манана, я не надену это дурацкоеплатье… Манана со всем соглашалась, она была чересчур кроткой для грузинки,только в глазах горел нестерпимый, все испепеляющий огонь.

Ольга боялась этого огня, иногда она даже думала перед сном:как было бы хорошо, если бы Манана освободила их, уехала навсегда в свойкрасно-черный Тбилиси.

В конце концов она и освободила их, уехала навсегда в свойкрасно-черный Тбилиси в оцинкованном гробу. А вместе с ней исчез запах кинзы,пряностей и крепкого кофе. Потом канула в небытие металлическая посуда иглиняные кувшины: никто их не выбрасывал специально, казалось, вещи сами покидалидом. Осталась только виолончель Мананы, она и теперь с отцом, хотя старого домабольше нет. Отец построил себе коттедж за городом, а Ольге купил квартиру наЛенинском проспекте, в престижном доме с дурой-консьержкой и видеокамерами попериметру.

Долгие годы после смерти матери Ольга мучилась угрызениямисовести: ей казалось, будь она поласковей с Мананой, никакого самоубийства быне было. И только когда она стала первокурсницей, крепко выпивший отецрассказал ей всю правду.

Манана была больна.

Она всегда казалась немного странной, еще в то время, когдаони с отцом встречались и подолгу гуляли в Сокольниках слишком часто впадала внеистовство, страдала просто патологической ревностью, ее настроение моглокардинально измениться за каких-нибудь пять минут без всякой на то причины. Срождением Ольги все это только усугубилось:

Манана, как в спячку, стала впадать в депрессию. Депрессиязаканчивалась выплеском неконтролируемой ярости — тогда отцу приходилосьпрятать все колющие и режущие предметы в доме, включая пилочки для ногтей иманикюрные ножницы. Несколько раз Манана лежала в самых разных психиатрическихклиниках: от дочери это всегда скрывали, чтобы не травмировать хрупкое детскоесознание. Манана была слишком горда, чтобы позволить дочери стать свидетельницейее болезни. Грузинская красавица, урожденная Багратиони, она так и не взяланемного плебейскую фамилию отца — Шмаринов В последний раз она вышла избольницы за три дня до самоубийства…

Отец любил Манану, после ее смерти он долго не женился. Ачтобы хоть как-то спастись, с головой ушел в работу.

Так что в фундаменте его сегодняшней нефтяной империи лежитсамое банальное одиночество…

Весь первый курс филфака с факультативным испанским, когдатак неожиданно открылась их самая страшная семейная тайна, Ольга продрожала засебя. Больше всего она боялась, что фобии ее матери проявятся и в ней. Из этогосостояния Ольгу вытащила Инка, поступившая на тот же филфак за компанию сподругой. Тревожные ожидания Ольги она называла не иначе как «манией Мананы»(«Звучит неплохо, как ты думаешь, Лелишна?..»).

Только Инка называла Ольгу Лелишной, это звучало несколькоиронически, но всегда успокаивало. И сама Инка успокаивала. До тех самых пор,пока не отправилась вместе с Ольгой и ее отцом на Золотые Пески в Болгарию.

Последние двое суток Инка не ночевала в номере. Ольгаподумала было, что знойная красотка Инка подцепила себе какого-нибудьроскошного волосатого болгарина: уж очень много их крутилось рядом, всех этихПетко, Арсенов и Стоянов. Но действительность оказалась просто сюрреалистичной.В самолете (в одном из тех fucking mother самолетов, которые Ольга такненавидела) отец объявил Ольге, что он женится на ее подруге.

В не самый подходящий момент тупой болтанки в воздушной яме.

Ольгу вырвало.

— Надеюсь, это не реакция на сообщение о нашейпомолвке, Лелишна. — Инка и здесь осталась верна себе.

— Не ссорьтесь, девочки, я люблю вас обеих, —примирительно сказал отец.

«Вас обеих» — только этого не хватало! Инка, ее лучшаяподруга с самого первого класса; Инка, с которой они шушукались и хихикали,лежа под одним одеялом, когда Ольга оставалась у нее ночевать; Инка теперь спитс ее — ее! — отцом и называет его Игорем.

— Как ты его называешь? — спросила Ольга у Инки,когда отец по прилете отправился за их багажом.

— Кого? — не поняла Инка.

— Отца.

— В смысле?

Инка давала уморительные клички всем мужчинам, с которымиспала, даже тем, с кем у нее были продолжительные романтическиеотношения, — здоровый цинизм был ее отличительной чертой.

— Ты сама знаешь, в каком.

— Надеюсь, мы все еще подруги, Лелишна, — сказалаИнка, глядя в пространство.

Ольга ничего не ответила.

Невозможно, невозможно смириться с тем, что твоя лучшаяподруга, о любовных похождениях которой ты знаешь все, станет женой твоегоотца. Он будет обнимать ее так же, как любой мужчина обнимает женщину, онибудут заниматься любовью — с той лишь разницей, что он не «любой мужчина»… Инкаобожала делиться своими сексуальными переживаниями в скабрезных записочках налекциях. У нее все это выходило смачно. Своих бывших партнеров она называла«покойными мошонками», а свой собственный донжуанский список — «мартирологом».

И вот теперь эта термоядерная самка стала женой ее отца.

Они долго не общались — Ольга привыкала к новому статусуИнки.

А потом появился Марк, и все отодвинулось на задний план: иИнка, и отец, и их брак. Марк и Инка сразу невзлюбили друг друга, Марк считалИнку рафинированной шлюхой, что было несправедливо: отцу Инка не изменяла,нужно отдать ей должное. Инка же платила Марку той же монетой:

«Туркменский выскочка, вот ты кто». Впрочем, это не мешалоим сохранять вооруженный нейтралитет и довольно остроумно пикироваться приэтом: Ольге нравились эти импровизированные турниры. Отцу тоже.

В конце концов это может стать семейным видом спорта, почемунет?..

Впрочем, теперь их ждет совсем другой спорт.

Это была идея Марка — отправиться к брату. Инка увязалась заними — хватило только намека со стороны Ольги. Инка могла выбрать для отдыхачто-нибудь менее экзотическое: например, дартс в каком-нибудь ирландском пабе собязательной экскурсией на малую родину актера Шона Коннери. Или бридж иустрицы где-нибудь на Французской Ривьере. Но оказалось, что она хочет именногорные лыжи. Да и отец обещал подъехать на какой-нибудь из уик-эндов. Тем болеечто без интеллектуальных скандальчиков с Марком Инка начинает чахнуть, а ееленивая ненависть к Ольгиному мужу нуждается в калорийном трехразовом питании.