Я повторяю про себя: «Орлино гнездо», – звучит как-то слегка по-фашистски.

– Ладно. Если вам что-нибудь понадобится, Тесс, звоните в любое время.

Как мне повезло с управляющим, даже не верится! Говорю ему, что завтра начну перевозить вещи и переселюсь к концу недели.

Конец апреля: дожди прекратились и в воздухе пахнет весной. Солнце жарит уже вовсю, от залива веет свежестью, кругом ароматы полевых цветов, а фруктовые деревья окутаны белым цветом. Возможно, дело в моем богатом воображении, но сегодня даже хмурые лица бродяг, толпящихся перед пунктом выдачи бесплатной марихуаны, стали чуточку более довольными.

Следующие несколько дней полны забот. Я покупаю мебель: кровать, черный кожаный диван и пару кресел, дизайнерский кофейный столик из черного дерева и ковер в черно-белую клетку.

Представляю, как аскетично обставлю угловую комнату: рабочий стол, стойка с микрофоном, видеоаппаратура; оставляя свободным пространство темного паркетного пола для репетиций.

Студенческая служба перевозки доставила книги, кухонную технику, посуду, папки с материалами и сценические костюмы со склада в Беркли – все это сейчас сгружено кучей в центре гостиной. Среди вещей я отыскала четыре огромных рисунка, напоминающих чернильные пятна из теста Роршаха, и отнесла их в багетную мастерскую. Я «создала» их лет десять назад за одну ночь, в пустой студии на втором этаже Института современного искусства в Сан-Франциско. Сперва мы там занимались любовью с моим тогдашним бойфрендом и однокурсником, затем курили травку. Потом он обмазал чернилами мое голое тело, а я ложилась на сложенные пополам полотна, принимала разные позы. После мы осторожно прижали к заляпанной краской ткани вторую чистую половинку, чтобы изображение отпечаталось и получилось симметричным.

Я целыми днями бегаю туда-сюда, наталкиваюсь на других жильцов и сотрудников из офисов на нижних этажах. Здесь много китайцев – в деловых костюмах, с зачесанными назад черными волосами. Знакомлюсь с пожилой дамой-ювелиром и с супружеской парой, владельцами магазинчика, где они торгуют кожаной одеждой собственного производства. Все ведут себя очень дружелюбно.

В лифте я дважды натыкаюсь на парня в заляпанном комбинезоне: около сорока, темноглазый, в черной вязаной шапочке, из-под которой торчит хвостик темных волос, схваченный засаленной резинкой. Когда мы сталкиваемся второй раз, я интересуюсь, указывая на пятна краски, измазался ли он при работе. Он кивает, и тогда я спрашиваю, сможет ли он кое-что подновить у меня в лофте.

Мужчина бросает на меня насмешливый взгляд:

– Краски – это конечно моя работа, но несколько в ином смысле.

– Ой, так вы художник? Простите!

Он смеется.

– Да все в порядке. Я и правда умею красить стены, клеить обои, ремонтировать электрику, даже со сваркой справлюсь. Так что, да, я сам считаю себя скорее мастером на все руки, а не художником с большой буквы. – Он присматривается ко мне. – Новенькая?

Киваю и говорю, что сняла пентхаус.

– Был там пару раз. Прекрасный вид из окон. Леди, которая там прежде жила, так стремительно съехала, что даже не попрощалась.

Лифт останавливается на шестом этаже.

– Ну, я приехал. Кстати, я Джош.

– А я Тесс.

– Добро пожаловать, Тесс.

Пока двери лифта закрываются, я читаю на спине его комбинезона надпись «Долой халтуру!».

В среду утром я еду в Беркли на встречу с доктором Мод – пришло время для очередного еженедельного сеанса психотерапии. Сегодня я нуждаюсь не только в терапии, но и в хорошем совете. Пора сказать моему бывшему бойфренду – который еще не знает, что он бывший – о том, что я сняла студию в Окленде не просто как место для работы, но и как новое жилье. Хотя мы оба более или менее признали, что нужно расстаться, он не ожидает, что я съеду так скоро. Я опасаюсь его реакции, поэтому оттягиваю разговор. Надеюсь, доктор Мод посоветует, как справиться со страхом предстоящего скандала.

Мод Джейкобс принимает пациентов в кабинете прямо над галереей прикладного искусства в Сан-Пабло, всего в паре кварталов от академии боевых искусств, где я занимаюсь тайским боксом. Люблю утро среды: сначала я хожу изгонять демонов – час страданий с мозгоправом, а потом гоняют меня до седьмого пота – час страданий с сенсеем.

Кабинет доктора Мод не похож на стерильные помещения киношных врачей. На стенах чего только нет: плакаты с рок-концертов шестидесятых, рисунки ее внуков, мексиканские маски. Всегда найдется что-нибудь, что разбудит цепочку ассоциаций. Мод говорит, что эти вещи помогают ей чувствовать себя как дома и что у ее кумира, Зигмунда Фрейда, все столы и полки были заставлены всякими античными артефактами.

Мод Джейкобс – невысокая полная женщина и очень прямолинейная в общении, про себя она говорит: «хиппи, внезапно ставшая психоаналитиком неофрейдистского толка». В Беркли таких мало – в основном в этом городе сторонники Юнга. Впрочем, когда я выбирала себе врача, подход интересовал меня в самую последнюю очередь. Куда важнее было отношение доктора Джейкобс к проблемам пациентов и способность к сочувствию.

– Так Джерри не знает, что вы съезжаете? – спрашивает она.

Как всегда, голос Мод полон сочувствия. Она сидит откинувшись в потертом глубоком кресле; мягкие карие глаза смотрят прямо на меня. Простая стрижка без укладки, пробивающаяся седина – все говорит об отсутствии самолюбия. О том же свидетельствует и ее выбор одежды, так что если попытаться ей сделать комплимент, она реагирует всегда одинаково: «достала первую попавшуюся шмотку из шкафа».

– Он знает, что я собиралась, – отвечаю я. – Мы говорили об этом. Но, полагаю, он считает, что мне не хватит решимости.

– Довольно странно. Он же знает про лофт?

– При всей своей гениальности, Джерри иногда бывает до ужаса тупым.

– Можете объяснить, что вам особенно в нем не нравится?

Я задумываюсь.

– Пожалуй, его сарказм. Британские манеры, которых он нахватался, пока писал докторскую в Оксфорде. Эта интонация завсегдатая университетского дискуссионного клуба; радость, когда удается подколоть собеседника. А когда он обращается ко мне, порой такое впечатление, что он чистит лимон… и этот лимон я. Не перевариваю… бесит!

Доктор Мод смеется.

– Мне нравится ваша злость, Тесс. Скажите ему то же самое при встрече.

– Понимаете, мне никогда не удается победить в перепалке. Он слишком умный, у него очень хорошо подвешен язык. Никакого шанса.

– Разрыв отношений – это не просто спор. Если вы уйдете, то уже победили. Победа будет за Джерри, если он вынудит вас остаться.

Я заверяю ее, что твердо намерена уйти:

– Мы разлюбили друг друга, и секс с ним мне больше не нравится.

Доктор Мод всякого наслушалась про нашу с Джерри сексуальную жизнь, про то, как нас неодолимо потянуло друг к другу, едва мы познакомились. Но за последние несколько месяцев она много слышала и об угасании этого влечения.