ветер, стрекотали кузнечики, жужжали шмели, щебетали воробьи, трепыхались листья, но Маша, подоглохшая от шума косилки, первую минуту ничего этого не слышала.)

Но зато она всё видела, и кое–что из этого было весьма необычно: вдруг из кротовины появилась большая черная голова крота. Крот весьма выразительно посмотрел на Машу (причём Маша даже успела подумать, как это крот может смотреть выразительно, если кроты почти ничего не видят) и сердитым голосом произнёс:

— Ну сколько можно шуметь! Как можно отдыхать в таком грохоте!

Тут уже Маша ничего не успела подумать (хотя кроты ведь не могут и говорить сердитым голосом), она от неожиданности просто села на попу и уставилась на Крота выпученными глазами.

— Вы что, считаете, что только одна здесь живёте? — продолжил Крот. — Нам с бабушкой этот грохот категорически не нравится.

— А Вы мою бабушку знаете? — промямлила Маша.

— Нет, — отвечал Крот, — я знаю свою бабушку, мы здесь вместе живем, и ей ужасно противопоказан шум. Она спит, а Вы здесь грохочете. Совесть надо иметь!

Никогда в своей жизни Маша не встречала кротов (она их видела только по телевизору в программе про животных), и считала их существами подземного мира, которые живут сами по себе, и с людьми никаким образом не пересекаются. (Понятно, что с ними пересекаются люди, когда пытаются избавиться от многочисленных кротовин, портящих прекрасные виды их подстриженных газонов и лужаек, но об этом лучше в другой раз.)

Поэтому Маша была весьма озадачена увиденным и не понимала, что же ей делать дальше. С одной стороны, нужно было докашивать участок, но с другой стороны, она машела (от такого и не только слова начнут путаться в голове) … нет, конечно же она мешала. То есть, с другой стороны она мешала бабушке Крота. А как вы понимаете, нельзя беспокоить стареньких бабушек, это нехорошо (впрочем, как и стареньких дедушек тоже).

И пока она обдумывала эту дилемму (это когда у вас в голове не одна проблема, а целых две), Крот скрылся в своей норе.

Маша еще немного посидела, а потом решительно тряхнула головой и произнесла:

— А ведь надо было кепку надеть, вот голову и напекло. Чего же только не привидится!

— Это по-Вашему я теперь привидение? — вновь послышался чей–то голос.

— Ужас какой, видно сильно напекло, — сказала Маша. — Может пойти в тенёк?

Тут опять из кротовины высунулась черная усатая голова Крота и заговорила:

— Да, да, нужно обязательно пойти в тенёк, а ещё лучше — пойти домой, отдыхать. Ну зачем портить такие прекрасные лопухи? Если бы вы знали, то эти лопухи известны на всю округу, из них получается удивительный напиток. Моя бабушка большая мастерица его готовить, к нам за ним жалуют даже из дальнего леса. Он бодрит, веселит, помогает от подагры и простуды, а еще он очень–очень вкусный!

Маша продолжала сидеть и таращиться на Крота.

— А что вы всё молчите и молчите? Это, в конце концов, невежливо, — произнёс Крот. — И кто вы вообще такая, что за зверушка?

Тут Маша немного пришла в себя, собралась с мыслями и решилась вступить в переговоры (даже несмотря на то, что кроты разговаривать не должны никаким образом).

— Приятно познакомиться, меня зовут Маша, я к бабушке приехала, я её внучка — начала она.

— Ну–ну, — с сомнением произнёс Крот, — я тоже бабушкин внук, только мы с бабушкой одинаковые, а бабушка, которая живёт в этом доме, больше вас в два раза. Ну какая же вы внучка? Нет, вы — какая–то неизвестная зверушка.

— Ну какая же я зверушка? — попыталась переубедить Крота Маша, — я же ребёнок, поэтому и меньше бабушки.

— Ну зачем вы меня обманываете, — с укоризной произнёс Крот, — ну какой же вы жеребёнок? Жеребёнок ходит на четырёх копытцах, хвост у него висит сзади, а вы ходите на двух, и хвост у вас торчит из головы! Правда тот жеребёнок тоже мешает отдыхать, но только не нам, а кротам в конце деревни, тоже всё топает и топает у них над головой. Они постоянно жалуются, когда навещают нас.

— Вы так утверждаете, — заявила Маша, — потому что в школе не учились, и не знаете, кто такие дети.

— А вот и нет, — возразил Крот, — я уже целый год проучился! У нас очень хорошая школа. Нам, кротам, знания очень нужны, нам без них никак нельзя. Вот у нас с бабушкой своё производство — делаем напитки, заготовки разные, соленья. Еще очень вкусную червячную колбасу, к нам за ней со всей округи приходят, такую никто делать не может, — расхвастался Крот, — а все дело в корешках вот этих самых лопухов, которые вы так нещадно стрижёте, это из–за них вкус у колбасы такой восхитительный!

— Червячную? — с недоумением повторила Маша.

— Конечно червячную — из червяков. Лучше всего подходят дождевые, — подтвердил Крот.

— Не червячную, а червивую, — поправила его Маша.

— Ну вы скажете, — обиделся Крот. — Мы ещё не так плохо живём, чтобы есть червивую колбасу. Наша колбаса — червячная, и она — самая вкусная! Хотите попробовать?

На лице девочки появилось такое выражение, что Крот, даже не будучи хорошим физиономистом (т. е. знатоком физиономий, и того, что на них отражается) понял, что колбасу он предложил зря.

— В общем так, — сказала Маша. — Я — девочка, и мне всего двенадцать лет.

— А моей бабушке, которая считается очень старенькой, уже целых семь лет! — заявил Крот. — А я уже знаю, что семь меньше двенадцати. Значит, тот, кто старше семилетней бабушки никак не может быть ещё девочкой. Это, уже, не девочка, это уже прабабушка.

— Но если я прабабушка, то моя бабушка — это моя дочка, — начала возражать Маша, — и тогда я — её мама. Но её дочка — это моя мама. А я никак не могу быть мамой самой себя.

— Ну не знаю, не знаю, — задумался Крот, — что–то здесь точно не сходится. Ни с возрастом ничего не понятно, ни с происхождением.

— Вы лучше зовите меня просто Машей, — предложила девочка, — и нечего больше голову ломать.

— Хорошо, — согласился Крот, — буду вас звать Простомашей, — и торжественным голосом продолжил, — уважаемая Простомаша, не косите