— Да ладно, — промямлила я, потому что он ждалответа, и опять вздохнула.

— Чтобы в понедельник устроилась на работу, —сурово отрезал он. — Не то башку оторву.

Вот в этом я не сомневалась и с готовностью кивнула,кашлянула и поправила робко:

— Во вторник.

— Почему во вторник? — нахмурился он.

— На понедельник у меня есть планы, а во вторникустроюсь. Честно. Я уже кое-что подыскала. — Очень хотелось избежать подробныхрасспросов, потому что я, разумеется, врала. Спросит — придется что-то сочинятьна ходу. Ник это сразу поймет, и хорошей головомойки не избежать. Он посверлилменя взглядом и кивнул соглашаясь, что позволило мне перевести дух. Егонастроение сегодня я бы охарактеризовала как стремящееся к хорошему, чем иобъяснила необыкновенную покладистость, потому что он вдруг заявил:

— Работа продавщицы тебе так же подходит, как коровеседло. Надеюсь, ты найдешь что-нибудь получше. — Он замолчал, а я, выждавнемного, спросила:

— Я могу идти?

— Хочешь пива? — задал он вопрос.

— Нет, спасибо.

Ник подошел ко мне сзади, наклонился и поцеловал мое плечо,оттянув вырез футболки. Хотя он, на мой взгляд, слишком часто бывал в моейпостели, мне бы в голову не пришло считать его своим любовником. Это и ему врядли приходило в голову. К сексу с некоторых пор я относилась как к чему-томалоприятному, но неизбежному. Как правило, идея заняться со мной любовьюявлялась Нику, когда он был чем-то раздражен, и уж тогда даже чокнутый не сталбы называть сие удовольствием, потому что дурное расположение духа, а такжесвою злость Ник срывал на мне. По утрам я обычно разглядывала синяки на своемтеле, мысленно обзывая его уродом, сукиным сыном и поганцем. Было время, когдая Ника ненавидела так сильно, что однажды поклялась, что когда-нибудь убью его.Случилось это несколько лет назад. Тогда Ник точно задался целью довести менядо состояния, когда человек съезжает с катушек. На издевательства он былмастер, фантазией обладал богатой, особенно в постели. И награждать менясиняками и оплеухами стало для него любимым занятием. Я ненавидела его ибоялась до судорог, при одном упоминании его имени меня начинало колотить,точно в ознобе. Но однажды я, к собственному удивлению, вдруг смогла избежатьудара, ловко увернувшись. Ника это тоже удивило, причем так сильно, чтовторичного тычка я не дождалась. На следующий день все повторилось. Ходить сразбитой рожей мне надоело, и я принялась хитрить и уворачиваться. Сама мысль отом, что я могу это сделать, необыкновенно вдохновила: не так-то уж Ник иловок.

Вскоре это превратилось в некую игру. Я уворачивалась, онпытался меня поймать. Иногда везло ему, иногда мне. С головой у меня уже тогданаметились проблемы, потому что в какой-то момент я поняла: игра доставляет мнеудовольствие, и даже боли от тычков я не чувствовала, уверенная, что вследующий раз смогу взять реванш.

В один прекрасный момент, когда кулак Ника просвистел всантиметре от моего уха, он повел себя неожиданно. Для начала рассмеялся. Дотого мгновения я не подозревала, что он способен смеяться не издевательски, авесело и даже заразительно, и слегка прибалдела от такого зрелища…

— А ты молодец, — сказал Ник. — Пойдем,покажу тебе пару приемов. — И повел меня в комнату с матами.

По большому счету, я ничего не выиграла, потому что тренеромон был жестоким, и теперь мне доставалось даже больше, но издевки вдругпрекратились. Дружки его тоже присмирели. Особенно после того, как не в мерураспоясавшийся Горох схлопотал от меня так, что минут десять скромно лежал вуголке возле кладовки. Разумеется, я об этом факте благоразумно молчала, и оноповещать друзей не стремился, но как-то так вышло, что парни угомонились, рукне тянули и вообще оставили меня в покое. Я прекрасно сознавала, что этим обязанаНику. Так что наши с ним отношения назвать простыми никак нельзя. Я его,конечно, и сейчас терпеть не могла, но совсем не так, как раньше. И даженаходила в нем положительные стороны. По-своему он был даже справедлив. Яподозревала, что Никита Полозов далеко не худший представитель человеческогоплемени, и все реже представляла картину, которая не так давно грела душу: вотон лежит с простреленной башкой у моих ног в луже собственной крови и испускаетдух вместе с горестным стоном.

— Что это за тип, с которым ты болталась в «Черномкоте»? — спросил он, все еще стоя за моей спиной.

— В субботу? — уточнила я.

— В субботу, в субботу.

— Просто парень, — пожала я плечами. — ЗовутСерегой. Познакомились в магазине, он пригласил меня в клуб. А что?

— Ничего, — ответил Ник и, обойдя диван, селрядом.

— Он тебе чем-то не понравился? — все-такиспросила я.

— Нет, ради бога. Я рад, что ты весело проводишь время.Ну что, рыбка моя, двигай домой. Завтра у тебя тяжелый день.

По неведомой причине Ник терпеть не мог мое имя, хотя оно уменя самое обыкновенное — Юлия, и вечно придумывал мне дурацкие прозвища.«Рыбка моя» он произносил с такой издевкой, что сразу подмывало утопиться. Мояфамилия раздражала его еще больше, она довольно редкая, но тоже ничегоособенного. Я предложила Нику называть меня Немо, но идея ему не показаласьстоящей, так что я ходила в рыбках, зайках, детках, милашках и лапочках. Носейчас мне было плевать на все это, меня очень занимало одно обстоятельство.Занимало до такой степени, что я, против обыкновения, решилась спросить:

— Почему все-таки я?

Вопрос сподвиг Ника на раздумья. Он поднялся, прошелся покомнате, прихлебывая пиво, и наконец ответил:

— Мне кое-что не нравится. Я хочу, чтобы тыпригляделась к парням. Груз надо доставить, и я на тебя рассчитываю. Есличестно, доверять я могу только тебе.

То, что Ник никому не верит, для меня не новость, а вот то,что он доверяет мне, повергло в столбняк.

— Чего вылупилась? — усмехнулся он. —Думаешь, я не знаю, что ты спишь и видишь мои торжественные проводы с этогосвета на тот?

— Ну, если ты хочешь моей откровенности…

— Хочу, — вновь усмехнулся он.

— Это выглядит довольно проблематичным, но иногда ядумаю: вдруг мне повезет.

Теперь он засмеялся.

— Вот-вот. По крайней мере, мы уважаем друг друга.

— Ты это серьезно? — не удержалась я.