“Завтра ей позвоню”, — решила и… вспомнила, что не закрылаза Глашей дверь.

— Прав мой Ваня, я беспомощная. Вот, спать с незапертойдверью улеглась, — с досадой воскликнула Липочка и поспешила в прихожуюисправлять оплошность.

Иван Семенович в этот момент как раз загасил сигаретку и, снежным вздохом вспоминая о любимой жене, уверенно шагнул… к родной квартире.Случилось то, чего Иван Семенович боялся много лет: он взялся за ручку, своюдверь поспешно толкнул и с ужасом подумал: “Что я делаю, дурак? Ноги сами встойло идут! Поворачивай, черт! Поворачивай!”

Но было уже поздно: в прихожей загорелся свет — всплеснувруками застыла Липочка. Сквозь прозрачную ночнушку розовела ее пышная нагота —стоя в одних трусах, Иван Семенович подумал: “Допрыгался, грязный кобель!” Иобмер.

А Липочка растерялась от многообразия чувств: и радость, ииспуг (муж все же в трусах), и любопытство, и удивление раздирали еенепримиримыми противоречиями. Она не знала как реагировать и повела себяобычно.

— Ваня, — ахнула она, — зайчик мой, ты же в командировке!

— Так вернулся, — не моргнув глазом, сообщил Желтухин и,переминаясь с ноги на ногу, добавил: — Внезапно.

— А почему в одних трусах? — изумилась Липочка.

— Так обокрали.

— Ах, зайчик мой! — всплеснула пухленькими ручками Липочка,падая на грудь мужа. — Как же это случилось?

— Убей — не помню, — горестно признался Иван Семенович,нежно поглаживая упругую спинку жены. — Думаю, клофелинщиков дело. Свирепствуютсейчас они, — пояснил он и с ужасом осознал, что вышел покурить в шлепанцахГлафиры.

Но Липочка шлепанцев не заметила, зато обнаружила намужниной волосатой руке баснословной цены “Ролекс” и обрадовалась:

— Ой, Ваня, тогда они дураки, эти клофелинщики, часики-тоснять не догадались.

— Да уж, — самодовольно согласился Иван Семенович. — Самоеценное удалось сохранить. Уперся и ни в какую… Ты ж меня знаешь.

Тут Липочка вспомнила о своих обязанностях и потащила мужа вкухню: кормить и поить. По ходу Иван Семенович умудрился скользнуть в ванную иопределить там, что Глафира неправа: полотенце-то сухое.

В кухне, пока Иван Семенович заправлялся салатом изпомидоров и тушеным в сметане кроликом, Липочка радостно висла на его мощнойшее и нежно ворковала:

— Мой ты зайчик, соскучился, проголодался, чмок, чмок,чмок-чмок-чмок…

Она забыла совсем, что с мужем не далее как в обедрассталась. За это время иной мужчина толком и проголодаться не успеет, не точто соскучиться. Но Желтухин был не таким. Невзирая на глубокую ночь, он ел саппетитом. Всегда был рад человек плотно покушать, да и Глафира не слишкомкормила. Что такое этот торт?

“На раз куснуть, — осудил он Глафиру, позабыв, что сам тортей и купил. — То ли дело тушеный кролик. Ручки у Липочки золотые…”

Кролик исчезал с умопомрачительной скоростью.

“Хорошо что вернулся, — уже с радостью подумал Желтухин. —Блядство-блядством, а родная жена лучше. И накормит, и приголубит, и поболеетдушой. Вот где она, эта Глафира? Спит и плевать ей что я исчез, а Липочка вонкак мне рада”.

И от полноты чувств Иван Семенович взял да и рассказал женео своих мытарствах: как очнулся в чем мать родила, как нашел в кустах трусы(ироды хоть что-то прикрыться оставили), как попался добрый таксист да заспасибо отвез домой. Короче, на выдумку не скупился. Липочка слушала, охала икачала головой, всей душой переживая за мужа. Время от времени она вскидываласвою пухлую ручку и с нежностью опускала ее на лысину мужа: “Ах, ты зайчикмой!” “Не переборщить бы”, — жадно поедая кролика, с опаской подумал ИванСеменович, дивясь доверчивости жены. Подумал, смутился и быстренько рассказиксвернул. Вытирая жирные губы салфеточкой, нежно сказал:

— Спасибо, Липочка-солнышко, наелся. Теперь ванну принятьхочу.

Липочка засуетилась:

— Конечно, конечно, мой зайчик.

И скоренько все устроила. Пока муж плескался в джакузи,смывая тайные грехи, Липочка даром времени не теряла: порхнула в спальню,подкрасила глазки, поправила причесочку, накинула пеньюарчик и присела накровать, прикрыв глаза в истомном ожидании. Возвращаясь из очередной командировки,всякий раз Ванечка набрасывался на жену, как дикий зверь в брачный период. “Воткак оголодал, — радовалась Липочка. — Сразу видно, что верный муж”.

Правда в этот раз, как выяснилось, муж далеко не уехал,можно сказать, что сразу вернулся, но Липочка знала своего Ваню, а потомуготовилась.

“Ах, про духи забыла!” — вспомнила она. Пухлая ручкапотянулась к туалетному столику.

— Под левым ушком, под правым ушком, — приговаривалаЛипочка, орошая себя французскими духами, — на грудку и на животик, и пониже,на всякий случай, ах…

Неловкое движение, и крышка от флакона выскальзывает изруки, катится по ковру, исчезает из вида…

— Ну что я за недотепа?

Липочка вздыхает, опускается на колени, заглядывает подкровать и… издает нечеловеческий вопль.

Под кроватью чужие глаза!

Под кроватью голый мужчина!

“Голый мужчина?! Под моей кроватью?! Ночью?!” — пронеслось вголове у Липочки и бедняжка похолодела.

“Хорошо, что Ваня вернулся”, — секундой позже решила она и,охваченная ужасом, уже готова была бежать за мужем, но незнакомец взмолился:

— Прошу вас, не бойтесь меня. Я сам вас боюсь и дрожу туткак лист осиновый. Клянусь, что не принесу вам вреда.

Почуяв миролюбивое настроение мужчины, Липочка слегкауспокоилась и спросила:

— А как вы сюда попали?

Но незнакомец не успел ответить — в спальню ворвался голыйИван Семенович. Весь в пене он выскочил из ванны, галопом прибежал на дикийкрик жены, очень взволнованный закричал:

— Дорогая, что здесь случилось?

— Ничего, зайчик, — с обворожительной улыбкой по-привычкесолгала Липочка. — Крышка от духов под кровать закатилась.

Жена стояла на четвереньках. С задранной кругленькой попкой,с выложенной на ковер пышной грудью, в прозрачной пенюарчике она былаобворожительна.

— Крышка по кровать закатилась, — растерянно повторил заженой Иван Семенович, но не стал допытываться почему по столь ничтожной причиненадо так громко визжать.

Обласкав Липочку взглядом, он нестерпимо захотел поскорейсмыть с себя пену и приступить к исполнению супружеского долга, а потомупоспешил в ванну, лишь подумав: “Женщина. И очень впечатлительная”.