Выкладывая на поднос понемногу всего, что есть вхолодильнике, она сокрушалась: “Как с ним нелегко, он словно ребенок: то пить,то есть, то писать. Совсем меня замотал, а мы с Ваней еще хотели завести сына”.Здесь Липочка немного хитрила с собой: на сына супруги пока не замахнулись —всего лишь собирались завести щенка, да передумали. Ваня был против. Он боялсялишних хлопот. Наполнив поднос, Липочка вздохнула и отправилась в спальню. Напороге ее поджидала неприятность: дверь вдруг распахнулась, поднос загремел,Иван Семенович завопил не своим голосом. Перепуганная Липочка следом за нимиздала нечеловеческий вопль, но узнав мужа, с досадой спросила:

— Ну что же ты сегодня все не спишь и не спишь, Ваня?

— Я не сплю? — поразился Желтухин.

Набрав побольше воздуха в легкие, Иван Семенович завопил:

— Я сплю, как покойник, но ты и мертвого разбудишь! Что тыбродишь всю ночь, Липа моя дорогая?!

— Я брожу? — изумилась жена.

— Ты бродишь!

— А ты?

— И я за тобой!

Иван Семенович в гневе включил свет и увидел на полу подноси разлетевшиеся по сторонам продукты. Он был потрясен:

— Что это?

— Еда, — обиженно поджимая губки, ответила Липочка.

— Еда?!

В который раз Желтухин вспомнил Глафиру: “Глаша права, моесолнышко свихнулось”. И такая жалость охватила его к жене…

— Что с тобой, дорогая? Ты какая-то странная?

— Странная? — удивилась Липочка. — Я несла тебе завтрак впостель. Что ж тут странного?

— Завтрак? — в свою очередь удивился и Иван Семенович. —Ночью?

— Но ты сам попросил.

— Я?!!

Изумление мужа было столь велико, что Липочка растерялась.

— Может, мне это приснилось? — спросила она.

— Конечно приснилось, солнышко, мышка моя ненаглядная.

Желтухин чмокнул жену в лобик, сгреб на поднос продукты,вернул их в кухню и приказал:

— Пойдем, мой ангел, спать.

Липочка с радостью согласилась:

— Пойдем.

Иван Семенович уже укладывался в постель, когда ему вдругпочудился шорох.

— Солнышко, ты слышишь? — спросил он у жены.

Липочка откинула одеяло, но еще стояла босоногая на полу.

— Ничего не слышу, — заверила она, прекрасно понимая, ктошуршит.

— Да нет же, ласточка, звук доносится из-под кровати.Послушай, послушай.

Вознеся указательный палец, Желтухин призвал жену к тишине.И в этой тишине раздалось урчание голодного желудка. Роман затаился и пересталшуршать одеялом о надувной матрас (звук специфический), но с желудком он ничегоподелать не мог.

— Ха-ха! — возликовал Желтухин. — Что я говорил!

— Может это мыши, — растерянно предположила Липочка.

— А вот мы сейчас и посмотрим! — воскликнул Иван Семенович,резво устремляясь под кровать.

Бедной Липочке ничего другого не оставалось, как прибегнутьк избитому приему. Повиснув на шее мужа, она лихорадочно зашептала:

— Милый, я хочу тебя, немедленно, прямо сейчас, возьми меня!Возьми меня!

Желтухин наплевал на мышей и, собрав последние силы,приступил к исполнению супружеского долга — будь он неладен. “Да, Глаша права,— чуть позже скорбно заключил он, проваливаясь в сон, — радость моя определенносошла с ума и стала похотлива, как все дебилы. Если и дальше так дело пойдет,придется отказаться и от Ниночки. Какое горе…” Липочка тоже скорбела: “Божемой, до чего я дошла! Что человек обо мне подумает?” Ей хотелось нырнуть подкровать и задать этот вопрос Роману, но прилетел сладкий Морфей — утомленнаяЛипочка незаметно уснула. Она так крепко спала, что, против всех правил, незаметила пробуждения мужа, который, несмотря на перипетии ночи, неплохо себячувствовал. Правда, он не испытывал традиционного физического подъема, которыйзаставлял его, едва проснувшись, устремляться к жене. Не обнаруживая на одеялепривычного холмика, Иван Семенович крякнул, подумал: “Неужели старею”, — ирастерянно глянул на жену. Липочка, посапывая курносым носиком, сладко спала.“Лучше не буду будить мое солнышко”, — с опаской решил Иван Семенович и покинулкровать.

Протопав босыми ногами к шкафу, он самостоятельно выбралсебе костюм, рубашку, носки и даже галстук. Грузно усевшись на кровать, онпервым делом надел рубашку и принялся за носки. Они были новые, в упаковке, ещесобранные на нитку. Эта нитка едва Липочку и не погубила. Разделяя пару, ИванСеменович не рассчитал силы, широко размахнулся руками — носки спикировали напол и (какая подлость!) залетели под кровать.

— Эх-хе-хе, — удручился Желтухин и, пыхтя, (мешал отъетыйживот) опустился на четвереньки.

Липочка (какое чутье!) мгновенно проснулась. Обнаруживсупруга стоящим на четвереньках и готовящимся заглянуть под кровать, она пришлав ужас. Бедняжке ничего другого не оставалось, как прибегнуть к уже всемнадоевшему приему. Порхнув к Ивану Семеновичу, она повисла на его могучей шее илихорадочно зашептала:

— Милый, я хочу тебя, немедленно, прямо сейчас, возьми меня!Возьми!

“Да что с ней, черти меня раздери, творится? — задалсягорестным вопросом Желтухин. — Этак, чего доброго, и от секретарши придетсяотказываться. Этак стану примерным мужем. Что у меня будет за жизнь?” —ужаснулся бедняга и с огромным трудом заставил себя выполнить супружеский долг.Страстно стеная и сладко охая, Липочка усиленно гадала, что Ванечкепонадобилось под кроватью и успел ли он заметить Романа. По всему выходило, чтоне успел. Липочка успокоилась; Иван Семенович изможденно затих. Едва супругирасцепили любовные объятия, Липочка поспешно спросила:

— Завтракать будешь?

Вопрос прозвучал непривычно, но Желтухин не стал вникать вего странность. Подумав, что надо бы успеть посетить Глафиру да забрать свойкейс до прихода ее мужа, он ответил:

— Пожалуй нет. Даже бриться не буду, ночью брился.

И он снова полез под кровать.

— Что ты там ищешь? — испугалась Липочка, не смея большеприбегать к своему приему — во всем нужна мера.

— Что я ищу? Носки, — скорбно ответил Иван Семенович.

— Какие носки?

— Коричневые в полосочку.

Липочка глянула на приготовленный серый костюм, соблегчением вздохнула и, торжествуя, сообщила: