— Оставь, — попросила Ада.

Я протянул ей бутылку с плещущей на донышке водкой. Вдохнулполной грудью. Рот, горло, пищевод — все словно загорелось, налилось жгучейтяжестью. В сознании мелькнула четкая, предупреждающая мысль: «через полчаса яотключусь».

Я посмотрел на Аду. Она допила водку так же я — из горлышка.И ничего, сидела спокойно, заложив ногу за ногу. Я вдруг заметил, что ногипокрыты редкими волосиками. Несильно, да еще и старательно обесцвеченными, но…

«Что может быть страшнее волосатых женских ног? Волосатаяженская грудь.»

С грудью мы разобраться успеем.

— Ты про меня слыхала? — спросил я, чувствуя, что языкповинуется с некоторым трудом.

Ада кивнула.

— Да. Ты Сергей-Серж. Держишь весь район, а мог бы держать игород. Каратэист. Инструктор рукопашного боя в спортклубе.

— Что еще? — требовательно спросил я.

— Воевал где-то на юге, с сепаратистами. Был ранен вКаспийском десанте. Учился в меде, бросил. Сейчас восстанавливаешься.

Ничего себе, известность…

— Еще, — почти закричал я.

Ада помолчала.

— Ты никогда и никому не признавался в любви. Даже тем, скем спал. А их было немало. Говорят, что лет пять назад, еще при Союзе, ты спасот бандитов девушку, и полюбил ее. Она подарила тебе кольцо, которое ты с техпор носишь. Это оно?

Я поднял правую руку — нестерпимо тяжелую и неуклюжую. Набезымянном пальце тускло желтело кольцо. Бледной искоркой светился вдавленный взолото крошечный бриллиант.

— Ему не нравится, — тоскливо сказал я. Голову застилалколеблющейся туман, перед глазами все плыло. — Видишь, как оно потускнело? Яделаю дрянь, я веду себя как свинья…

Приблизив лицо к Аде, я шепнул:

— Ты на нее похожа, ясно? Снаружи…

Ада понимающе кивнула.

— Я поняла. Ты ведь ни у кого не отбивал девчонок. Они самик тебе липнут.

— Ты про меня все знаешь, — задумчиво сказал я. — Давно замной охотилась? Я же в тебя не влюблюсь…

— Мне нравятся сильные мужчины, — она тряхнула челкой. — Текто сильнее меня.

— Кто подавляет твою волю… Кому хочется подчиняться. Мнежаль тебя, Адка, — как в бреду прошептал я. Комната исчезла. Был лишь неяркийсвет, вязнущий в сигаретном дыму, и девчонка с хищными глазами. — Хочешь, чтобыя тебя взял? Ладушки, возьму…

— Прямо здесь? — иронично спросила она.

— Да.

Я подцепил пальцами поясок на шортах, дернул.

— Снимай!

Она соскочила с подоконника. Секунду глядела на меня —показалось, что Ада сейчас двинет мне по морде, и уйдет… А я брошусь вслед,захлебываясь в оправданиях, в пьяной вере, что все-таки нашел ее, девчонку издетского сна, из первой любви…

Ада расстегнула пуговицу на шортах, с треском развеламолнию. Стоптала шорты, оставшись в кружевных белых трусиках.

— Дальше! — сползая с подоконника велел я. — И блузку…

Я проснулся к полудню. Раскалывалась от боли голова. Во ртупересохло, губы покрылись сухой белой гадостью.

А еще мне было нестерпимо стыдно. За избитого в ваннойпарня. За пижонство с сигаретами. За опозоренного Ромку.

За синеглазую симпатягу с коротким именем Ада.

Я посмотрел на кольцо — оно казалось скорее серым, чемжелтым. Бриллиант походил на стекляшку.

— Я сволочь, — вставая со скомканной простыни прошептал я. —Сволочь, которая держит район. Сволочь, которая учит сопляков драться, изаколачивает на этом деньги.

По пути в ванную комнату я включил магнитофон, и квартирунаполнил грохот электронной музыки. Старина Жан-Мишель Жарр старался вовсю.

Холодный душ. Потом — горячий: тугие струи кипятка, бьющиеиз гибкого шланга. И снова — ледяная вода под предельным напором.

Я замерз и обжегся. То постанывал от удовольствия, то визжалот боли. Потом, не вытираясь, вылез из ванны, прошел на кухню, поставил гретьсячайник. Квартира была пуста — родители давно ушли на работу. Мои хорошиеродители, гордящиеся хорошим сыном.

— Я сволочь, — повторил я. — Но тебя так трудно ждать. Такдолго… Я и правда тебя люблю. Хоть и не знаю ничего, даже имени.

Залив кипятком две ложки растворимого кофе, я уселся счашкой за стол. Вскрыл пачку сухого галетного печенья. Есть не хотелось,наоборот, подташнивало. Но я по опыту знал, что после еды станет легче.

Попивая кофе я украдкой посмотрел на кольцо. Металл ожил,налился чистой янтарной желтизной. Прозрачный кристаллик, который я привыксчитать бриллиантом, начал блестеть.

Иногда мне казалось, что именно кольцо не позволяет забытьдавнюю встречу в парке. Странное это было кольцо — меняющееся в зависимости отмоего настроения. Сейчас, после мысленного покаяния, оно стало нормальным,красивым золотым кольцом. А камень поблескивал даже ярче обычного.

Гораздо ярче.

Я полюбовался переливами света на маленькой крошке углерода,которую чудовищное давление и жар превратили из черного угля в сверкающийалмаз.

Если кольцо было случайным подарком незнакомому спасителю,то странная девчонка была дочерью миллионера. Вряд ли я снова увижу ее.Наверняка не встречу никого похожего.

И все же — здорово, что она была. Смеющиеся синие глаза.Мягкие пальцы, смывающие боль. И настойчивый вопрос: «В тебя можно влюбиться?»

— Да, — ласково произнес я, глядя на кольцо. — Да.

— Ты все еще ждешь?

— Да.

— Ты придешь, если я попрошу?

— Да…

Меня подбросило со стула. Да нет же, я соскочил сам. Я ужене вспоминал. Не болтал сам с собой.

В гулкой тишине, особенно ощутимой после доигравшей кассеты,я слышал ее голос. И вовсе не такой, как в мечтах — спокойный и по-детскибеззаботный. Голос дрожал, словно от страха или боли. Он был неуверенным итихим. И в то же время — стал тверже и серьезнее. Девочка выросла.

И вспомнила обо мне!

— Ты не боишься? Это очень далекий путь.

Я покачал головой. Наступила тишина. Голос исчез. И вдруг доменя дошло, что она может и не видеть моего жеста.

— Я не боюсь.

Теперь я понял, откуда шел голос — из кольца. Так вот тыкакой, драгоценный подарок…