— Вы обвиняете меня в измене? — помрачнел Криспин.

— Мы ни в чем вас не обвиняем. Ваше последнее сообщениеговорит само за себя.

— Какое сообщение? Я жил в Испании как простой рыбак ина протяжении многих месяцев ни с кем не связывался.

— Конечно, — ответила ее величество строго. Онаотняла от лица ароматический шарик и взглянула на Криспина тем взглядом,который повергал мужчин к ее стопам. — Ваша деятельность все ещеобсуждается. Ваш случай будет рассмотрен в суде в течение двух недель, и нам быне хотелось, чтобы на показания свидетелей кто-то повлиял. А пока вы должныбыть довольны, что вас просто уволили. Из уважения к вашим прошлым заслугам и квашим теткам, нашим дорогим подругам, мы воздерживаемся от того, чтобыарестовать вас, но наше милосердие не безгранично. Если же вы измените своеповедение в ближайшее время и в дальнейшем будете вести себя подобающе, мысоблаговолим подарить вам жизнь.

— Будет ли мне позволено по крайней мере узнать, ктоменя оклеветал? — спросил Криспин с обманчивым хладнокровием.

— Мы не можем назвать имени этого человека и советуемвоздержаться от расспросов или попыток узнать, почему эти обвинения были противвас выдвинуты. И не пытайтесь возражать, лорд Сандал, а также не стройте далекоидущих планов. Не сделайте ошибки — ваша жизнь висит на волоске. —Королева пристально посмотрела в глаза Криспину, чтобы подчеркнуть важностьсвоих слов. — Мы верим, что вы сделаете правильные выводы из нашегоразговора, лорд Сандал.

— Я вас понял, — мрачно отозвался Криспин.Королева еще раз внимательно посмотрела на него, затем трижды стукнулаароматическим шариком в крышу экипажа, после чего тот остановился.

— Всего доброго, лорд Сандал, — сказала онаКриспину. — Мы свяжемся с вами через две недели. И постарайтесь сделатьтак, чтобы мы не услышали о вас прежде.

Криспин вышел из экипажа и провожал его взглядом, пока тотне превратился в крохотную точку на горизонте. В мозгу у него не переставаястучали слова «четырнадцать дней», повторяясь на разные лады. Четырнадцать днейна то, чтобы спасти свою репутацию. Четырнадцать дней на то, чтобы понять, ктозахотел уничтожить Феникса и почему. Четырнадцать дней на то, чтобы отвестисмертельную угрозу. Или четырнадцать дней до казни.

Криспин Фоскари, граф Сандал, любил, когда ему бросаютвызов. Но теперь он не улыбался.

Лондон, шесть дней спустя

— Вы знаете, что у вас ус отклеился? — прошепталголос в самое ухо Софи Чампьон.

Неделя оказалась очень плохой для Софи. Пришлось уволитьдвух слуг. Пчеловод вдруг стал слышать голоса, в частности голос пчелинойматки, грозившейся покинуть улей вместе со всем роем. Софи была вынужденавытерпеть два бала подряд, демонстрируя новые фасоны платьев от Октавии. Этопривело к тому, что она получила еще три предложения руки и сердца. Но главное— ее крестный, лорд Гросгрейн, погиб при таинственных обстоятельствах, упав слошади. В довершение ко всему верхняя губа у Софи онемела, а кончик носанестерпимо зудел, так как она двое суток проходила в шикарных наклеенных усах,стремясь проникнуть в «Единорог» — самое закрытое игорное заведение Лондона,куда доступ был открыт только мужчинам, — чтобы выследить единственногочеловека, который обладал сведениями об истинной причине смерти ее крестного.Попытки Софи не вызывать подозрений привели к тому, что она оставилакругленькую сумму у стола, где играли в кости. И вот теперь — хотя тон, которымбыло сделано это замечание, не вполне был ей понятен — какой-то тип угрожал ейразоблачением.

Софи поднесла с губам стаканчик с костями, делая вид, чтонашептывает заклинание на удачу кубикам из слоновой кости, после чегорешительно выкатила их на стол. Не дожидаясь, пока крупье сообщит о ееочередном проигрыше, она выложила серебряную монету на зеленое сукно иповернулась к тому, кто с ней заговорил.

— Дон Альфонсо дель Форест эль-Кармен, дворянин изСевильи, благодарит вас за интерес, проявленный к его усам, сеньор, и проситбольше не беспокоиться на этот счет, — сказала она по-испански,старательно следя за произношением.

— Отлично сработано. — Человек ответил на ееучтивый поклон еле заметным кивком и улыбнулся. — Полагаю, что, шепча надкостями, вы незаметно приклеили ус. А произношение, к слову сказать, у васотвратительное. — С этими словами он небрежно выкатил кости на стол, неглядя забрал выигрыш и кивком предложил ей отойти в сторону, где было не такмноголюдно.

Софи пришла в ярость. Во-первых, потому что не привыкласледовать за мужчинами, а во-вторых, потому что потратила много часов натренировку произношения и считала его вполне приемлемым. Когда они оказались вуглу, Софи вытянулась во весь рост, что, к ее досаде, не помогло ей взглянуть вглаза противника на равных, и сказала:

— Дон Альфонсо дель Кармен эль-Форест…

— …дель Форест эль-Кармен, — сочувственно поправилее собеседник.

— …не станет стоять здесь и выслушивать вашиоскорбления, сеньор. — Софи горделиво запрокинула голову и с яростьювзглянула на него.

Ее эмоциональный порыв разбился о спокойный взглядсеребристо-голубых глаз. С минуту он молча изучал ее лицо, после чего тихо и снекоторой угрозой в голосе поинтересовался:

— Может быть, дон Альфонсо захочет выслушать сообщениеот его друга Ричарда Тоттла?

Он отметил про себя, что она очень хороша в этой роли, иготов был поинтересоваться, у кого она училась — у Кордова или фон Краммена, ноона, подавив мгновенное удивление, уже обрела внешнее спокойствие.

Тем не менее сердце Софи билось часто и глухо. Именно этоговопроса она и ждала. Она так волновалась, что забыла и о своей ярости, и оправильном произношении:

— Сообщение от Ричарда Тоттла? И какое же?

— Он хочет с вами снова встретиться, — отозвалсячеловек. Это было чертовски здорово и чертовски опасно!

— Снова? — шепотом переспросила она.

— Да, снова. И прямо сейчас.

— И по какому же поводу он хочет меня так срочноувидеть? — как можно более равнодушно поинтересовалась она.

— Я всего лишь посыльный, дон Альфонсо, — ответилнезнакомец, с легким оттенком иронии произнося ее фальшивое имя. —Наверное, по тому же поводу, по которому вы встречались в последний раз.

— В таком случае, боюсь, не смогу сопровождать вас. Нашразговор закончен, сеньор. — Софи сделала попытку отвернуться отсобеседника, но тот крепко ухватил ее за локоть.

— Боюсь, что вы ошибаетесь. Если, конечно, вы не хотите,чтобы я во всеуслышание заявил, что дон Альфонсо — женщина. — Теперь ни вголосе, ни во взгляде человека не было угрозы, но она таилась в его словах.Софи слишком хорошо знала, что по последним законам переодевание в мужскуюодежду приравнивалось к измене и грозило казнью через повешение. Тем временемее собеседник продолжил шепотом: — Или что он нечестно играет, используяналитые свинцом кости.