Зен продолжал держать меня за руку, и взгляд у него по-прежнему был острый, злой и...  мужской. Я поняла вдруг,  откуда такая вспышка, и  вместе с удивлением испытала ужас.

Он по-прежнему меня хочет! И защитил от ни-ов не потому, что соблюдал нашу чертову договоренность о взаимопомощи, а потому что давно уже считает меня своей. Да,  многие люди готовы всем жертвовать и рисковать во имя принципов, договоренностей, выгоды… но здесь другое. Примитивное, опасное. То, что я увидела в его глазах, когда мы впервые встретились, и позже, когда его руки оказались у меня под свитером.

И так же, как и тогда, ситуацию разрядил Треден.

— Зен? Ирина? Чего шумите?

Зен отпустил меня, и я с гордым и оскорбленным видом  поправила рукав тулупа, затем встала и вернулась к своему месту для сна. Сердце бешено колотилось, руки тряслись; меня даже стало мутить. Я села спиной к стене и стала переплетать косу, чтобы этим простым действием успокоить себя.

Зен – идеальный защитник. Так и просится сравнение с волком, оберегающим свою добычу… С одной стороны,  путешествовать с ним безопасно и удобно: он и еду может раздобыть, знает, как защитить, вытащит из любой передряги. С другой стороны,  он для меня и есть главная опасность. Он, конечно, держит себя в руках, но, учитывая, какие мы взрывоопасные и гордые, в очередном споре выдержка может ему изменить и он либо ударит меня снова, либо завалит, как… декоративку?

Напуганная и переполошенная, я перепутала пряди.  Пришлось распутывать. Треден тем временем успел подняться, наведаться в другой дальний угол, чтобы помочиться, вернуться,  поругать Зена за то, что он толкнул котелок и немного пролил из него и подойти ко мне.

Присев, бородатый мэнчи сказал тихо, чтобы только я слышала:

— Норов у тебя дурной, а язык поганый. Кого угодно до беды можешь довести.

— Спасибо, Треден, за комплимент.

— Во-во, я об этом. Цедишь слова непонятные с умным видом… Не дразни парня. Он и так взбаламученный, вся жизнь под откос, а тут ты…

— Что я?

— Все ты понимаешь,  — упрекнул Треден.  — Тебе бы лишь поперек сказать, ядом плюнуть. Сколько ни гляжу на тебя, а понять не могу, чего ж ты такая злющая-то?

— Действительно, чего это я такая злющая? Меня всего-то похитили, клеймили, били, собирались насиловать…

— Потому и били, что язык за зубами держать не умеешь.

— Знаешь, Треден, я уже большая девочка, меня поздно переделывать.  А Зен, он сам цепляется ко мне.

— Ничего не поделаешь: будет и цепляться, и смотреть…  — промолвил Треден.   — Сама знаешь, почему.

— Знаю,  — тихо-тихо подтвердила я и решилась признаться:  — Я вас покину. Моя цель Мэзава.

— Это лучшее место для тебя…

— Не говори Зену. Он это может нездорово воспринять.

— Когда будет подходящий момент, я сам помогу тебе уйти, а позже все объясню ему.

Я кивнула и, прищурившись, посмотрела туда, где сидел Зен. Млад, словно почувствовав, что у желтоглазого  на душе неспокойно, подошел к нему и  опустил свою огромную морду ему на колени; мэнчи принялся почесывать его между ушами.

«Все-таки он зверь»,  — подумала я, но не о волке.

Мы пробыли в пещере два дня, и это были непростые дни. Усталость, не слишком оптимистический настрой и внутреннее раздражение сделали  нас вспыльчивыми и недовольными.  Птенчик, наоборот, радовался остановке и, сидя в своем гнезде-сумке, радостно и бодро сводил нас с ума криками, хотя поводов для криков не было – его и кормили,  и  развлекали. Млад недобро косился на это крикливо-визгливое существо,  пока его терпение не лопнуло и он не попытался сожрать это самое существо.

Я, естественно, встала на защиту своего пернатого подопечного, а Треден встал на защиту меня. Отогнав от нас злобно порыкивающего волка, бородач предупредил меня:

— Посмотри-посмотри, какое чудище ты решила воспитать! С ним маленьким уже не совладать, а что будешь делать, когда подрастет?

—А я рада, что он такой шумный!  — возразила я нахально.  — Это значит, что он здоров и активен, и, как и всякий ребенок… то есть зверенок… то есть птенчик, шумен!

— Млад у меня шум не любит, так и знай – зазеваешься, проглотит твоего  ребенка-зверенка-птенца!

— Пусть только попробует! Если проглотит, я ему брюхо распорю и птенчика своего вытащу!

— Что-о-о-о?  — всерьез рассердился простак Треден, который все никак не мог привыкнуть к моей манере насмешничать и возражать.   — Ежели ты моего волка тронешь,  я тебе голову-то откручу, хоть гавкать перестанешь, собака ты брехливая!

— Догони сначала, пень трухлявый! 

— Хватит! — рявкнул Зен, выходя из транса задумчивости, и поднялся.  Как только мэнчи подал голос и встал,  все затихли: мы с Треденом замолчали, птенец прикрыл клювик, а Млад перестал тихо ворчать-рычать. У Зена был авторитет, потому что что он среди нас самый сильный и приспособленный к выживанию, и мы вольно или невольно подчинялись ему. — Я выйду осмотреться, посмотрю, как лег снег и решу, как нам будет безопаснее идти. Вернусь к вечеру. Не грызитесь.

Застегнувшись и накинув капюшон, Зен оглянулся и хлопнул по бедру, произнеся  команду. Млад прошел мимо Тредена и последовал за Зеном, словно тот и есть его хозяин.  Убрав тряпки, которыми мы заткнули щель, через которую и попали в пещеру, желтоглазый пролез наружу, а затем помог Младу.

Сразу стало холоднее, и внутрь нанесло снежной пыльцы.

— Млад твой волк или Зена?  — спросила я раздосадованно.  Раньше меня очень успокаивала мысль о том, что в первую очередь зверь подчиняется Тредену, а не Зену, и в случае стычки будет выполнять именно приказы Тредена. Что, если я ошибаюсь?

— Он… наш,  — с заминкой ответил бородач, и тоже раздосадованно.   — Когда нашли его волчонком, оба заботились.

— Не может такого быть.  Волк видит нас как стаю, а в стае должен быть вожак. Ты или Зен вожак?

— Чего ты хочешь от меня? За птенцом своим гляди,  — ушел от ответа Треден, и пошел затыкать щели. 

Я вздохнула, присела рядом с птенчиком,  который,  почувствовав свежее дуновение холода,  заволновался. Я протянула руку, чтобы поправить «гнездо», и ощутила, как меня крепко и весьма болезненно прихватывают клювом за руку. Гуи считал меня мамочкой,  и проявлял любовь, пощипывая за всякие места. Я даже стала бояться наклоняться к нему низко – а ну как за нос схватит или прицельно клюнет в глаз?

— Бяка-кусака, — под нос себе пробормотала я,  потирая потревоженную руку.  — Разве так себя ведут приличные гуи?

Птенчик предпринял еще одну попытку меня цапнуть,  и когда я его отпихнула, с обиженным видом устроился на тряпках в сумке. Тряпки пованивали, но я пока что не меняла их и уже прикидывала, что заменю веточками, когда мы покинем пещеру.